Азиатская книга

Вечером перед нами снова ставят еду, но, прочитав в наших глазах неподдельный ужас, деликатно убирают ее и так же деликатно подсаживаются ко мне с вопросом: им очень неловко спрашивать, но, может быть, я не буду сильно возражать, если обратятся ко мне за медицинской консультацией. Дело в том, что одна их родственница, тетя Зухра, несколько месяцев назад заболела. Они были у врача в Самарканде, ей делали какие-то тесты, они не очень понимают, что к чему, но у них есть выписка — может, я им мог бы разъяснить? Я соглашаюсь, и через сорок минут ко мне из соседнего кишлака привозят саму пациентку со всеми результатами обследования. У Зухры — рак носоглотки, в Самарканде ей прописали химию, фтороурацил и больше ничего. «Нет, — говорю я, — так это не лечится». И меня тут же соединяют с лечащим врачом в Самарканде. Я выкладываю ему свои соображения: нужна лучевая до 70 грей, плюс цисплатин и фтороурацил. Он выслушивает меня, соглашается, задает вопросы. «Но понимаете, у нас в стране лучевая терапия есть только в Ташкенте, в одном центре. У них там кобальт-60? Вы считаете, необходимо ее туда направить?» Удивительно. Когда ты гуляешь по современнейшему Ташкент-Сити, тебе не приходит в голову, что лечение онкологических заболеваний здесь может находиться на более низком уровне, чем во многих африканских странах. Теперь понятнее, почему соотечественники Садо так рвутся в Америку, в Россию. Вспоминаю историю Солижана, младшего брата Садо, лишившегося глаза по вине здешних хирургов. Все непросто.

* * *

Гитара, которую я привез в подарок Садо, поехала с нами в кишлак. Оказалось, что во всем доме, да и во всем кишлаке, на гитаре никто не играет. Однако все были страшно воодушевлены, и каждое утро было слышно, как кто-то из домашних тренькает, теребит струны. Сам я играю из рук вон плохо, но тут я со своими тремя дворовыми аккордами неожиданно оказался нарасхват. Заезжий музыкант, массовик-затейник. По вечерам Гайрат и Миша совали мне инструмент, и вкрадчивое «Саша-акя, гитара?» звучало так, как если бы они говорили «Пой, Бояне». На второй и третий вечер на мой концерт собралась, казалось, вся махалла. Я брал ля минор, и они как по команде доставали айфоны — записывать выступление на видео. Я пел, что и как умею, прекрасно понимая, что они, вероятно, ни одной из этих песен раньше не слышали. Но так как угадать их предпочтения я не мог, а мастерство мое, как уже было сказано, оставляет желать лучшего, я решил держаться своего привычного репертуара: Федоров, Чистяков, Лагутенко, БГ и проч. Слушали внимательно, между песнями хлопали. Может, во мне пропадает рок-звезда? Наконец Миша не выдержал: «Саша-акя, а вот такую песню знаешь?» Показал ютубовское видео, где кто-то златозубый исполняет песню «Доля воровская» в узбекском переводе. «А „Любэ“, „Любэ“? — встрепенулся Гайрат. — Про берез?» Нет, друзья, этих песен я не знаю.

Другое излюбленное вечернее времяпрепровождение — футбол. На краю поселка, в пяти минутах езды от дома Садо, есть футбольное поле. Местные мальчишки гоняют мяч днем и ночью; когда ни придешь, здесь всегда кто-то тренируется. Играют босиком, и на весь поселок слышатся их возгласы по-русски: «давай!», «дальше!», «рука!»; остальное — по-узбекски. «Саша-акя, играешь с нами в футбол?» Куда мне, упитанному, малоподвижному человеку средних лет, тягаться с этими пацанами? В последний раз я играл в футбол почти тридцать лет назад. Но отказываться нельзя. «Сыграю, конечно!» Опозорюсь на весь Ургут. Через пять минут после начала матча пот уже течет с меня ручьями, и все знают, что я мазила, но… продолжают пасовать, и… не может быть!.. я забиваю гол. Через некоторое время забиваю второй. И только тут до меня доходит, что мне поддаются — причем поддаются искусно, так чтобы я этого не заметил. Гостеприимство проявляется во всем, даже в этом.

Ночью Соня отважилась воспользоваться «the hole» и в процессе уронила туда босоножку, о чем незамедлительно сообщила нам с Алкой. «Утром разберемся», — пробормотали мы сквозь сон. А наутро выяснилось, что утерянная босоножка снова стоит у входа в комнату. Оказалось, Соня поведала о своих злоключениях не только нам, но и Садо. В результате Гайрат полез в выгребную яму, выловил оттуда босоножку и потом два часа отмывал ее шампунем. Заодно почистил обувь и нам с Алкой. И что прикажешь со всем этим делать, как благодарить?

На завтрак нас накормили невероятным пловом, который уже успела приготовить Гульчахра (когда же они все встали?). Миша продемонстрировал, как правильно есть плов руками, захватывая щепоть риса и спрессовывая ее о край тарелки. «Кстати, Саша, видишь этот тарелка для плов? — спросил Гайрат. — Нравится такой, да? Я вам купил восемь такой тарелка». Восемь?! «Да, восемь тарелка. Берешь в Нью-Йорк, нормально?»

* * *