Моё же новое занятие было своеобразным, если не сказать более. Помимо множества прочих важных функций, комендант обладал полномочиями по надзору за поведением всех воинских частей, расположенных в городе. Для этого он завел штат из трёх адъютантов, в обязанности которых входило перемещаться по городу и следить за тем, что происходит. Каждый из них имел в своём распоряжении взвод солдат на случай экстренных ситуаций. Адъютанты обладали властью налагать взыскания вплоть до ареста за любые нарушения воинских уставов. Это было довольно почетным и необременительным занятием, пока ничего не происходило, но грубым и неприглядным, как только что-то начинало идти не так. В целом, оглядываясь назад, могу сказать: те несколько месяцев, что я провел под началом генерала Иванова, были худшими во всей моей военной службе.
Мой «рабочий день» протекал обычно следующим образом: разбитый и не выспавшийся, я вставал около полудня. В двенадцать часов мы должны были расписываться в книге приказов в штабе, куда ежедневно вносились все новые распоряжения. Меня раздражала эта обязанность, и вскоре я научил своего денщика писать за меня моё имя и кратко, очень кратко докладывать наиболее важные или интересные приказы, пока он подавал мне завтрак в постель. Отдохнув достаточно от похождений прошедшей ночи, я отправлялся в центр города и лениво прогуливался там по улицам. Здесь или там, по своей прихоти, я останавливал солдата, проверял его увольнительную и отчитывал за ношение фуражки не по уставу или плохо начищенные пуговицы. Я следил, чтобы все военные отдавали честь друг другу и делали это надлежащим образом. Иногда я мог остановить даже офицера и поинтересоваться, на каком основании он носит кавалерийскую саблю, будучи пехотинцем. Вскоре я выработал наглое и враждебное отношение ко всем военным, и их публичное унижение стало доставлять мне удовольствие. Военные платили мне той же монетой, и их ненависть добавляла остроты ощущений в мою жизнь.
Ночная жизнь Харбина не отличалась умеренностью и воздержанием. Большинство военных в городе были казаками из Забайкалья и с Уссури; к ним добавились отчаянные головы, заброшенные в Маньчжурию революцией. Ожидая появления силы, которая бы организовала их и бросила на борьбу с большевиками, они тонули в пьянстве и буйных развлечениях. В пьяном виде, в котором они пребывали почти постоянно, военные превращались в главных общественных раздражителей Харбина. Они преследовали и задирали гражданское население направо и налево, слепо обвиняя всех в своих частных несчастьях и в крахе страны. Они видели себя героями, проливавшими кровь за отечество, пока гражданские сидели в тылу и наживались на войне.
Трения между враждебными лагерями военных и гражданских призваны были изо дня в день сглаживать мы, адъютанты. Военные, естественным образом, всегда оказывались в роли зачинщиков конфликтов, и мы, так же естественно, сдерживали в первую очередь военных. Гражданские чувствовали, что мы находимся на их стороне и, как следствие, мы стали желанными гостями во всех клубах, театрах и кабаре города. Лучшие еда и напитки, лучшие места всегда были в нашем распоряжении абсолютно бесплатно. Однако все эти вещи мы воспринимали как должное и относились к хозяевам с плохо скрываемым презрением.
Эта череда дней нескончаемого веселья и нервного напряжения закончилась довольно неожиданно. Свой последний вечер, мне помнится, я провел в отчаянных попытках развлечь двух очаровательных дам, свидания с которыми я спутал. Дамы и места были разными, а время я назначил одно. Пока я пил коктейль с первой, мне позвонил по телефону ординарец. Извинившись и сказав, что меня «вызывают в штаб по срочному делу», я понесся к другой, снова пил коктейль и снова был «вызван в штаб», чтобы вернуться к первой. Словом, вечер выдался хлопотливый. В конце концов мы все настолько устали и разочаровались друг в друге, что больше не встречались.
Злой на весь мир, я отправился в оперу, где встретил брата Александра. Представление нам обоим не понравилось, и Александр предложил пойти послушать новую певицу, только что прибывшую в один из модных ночных клубов. На входе в заведение происходил какой-то шум. Молодой поручик привел своего дядю показать большой свет. Оба были пьяны, и офицер вел себя вызывающе. Я отдал ему честь и сказал:
– Разрешите представиться. Я адъютант коменданта города. Властью данной мне, я призываю вас к порядку.
– Идите к чёрту! – ответил поручик.
Я медленно натянул перчатки и дал сигнал своей охране быть наготове.
– Мне очень жаль, но я вынужден арестовать вас, – произнес я, выхватывая его пистолет из кобуры.
Охрана накинула ему на плечи веревку, и прежде чем он смог опомниться, его уже посадили в такси, плотно зажав между двумя крепкими солдатами, и повезли в комендатуру, где его ждала ночь в темной камере.