Открыв дверь в шестую, я ожидала, что кот выскочит сразу и мне не придётся заходить в тёмную аудиторию. Но этот гад орёт где-то в глубине. Неужели его закрыли в шкафу? Преодолевая приступ глупого детского страха я шагаю через порог, нервно шарю рукой по стене в поисках выключателя. Свет хлынул из правого дальнего угла. По маленькому классу заметались ирреальные тени. Я замерла на полушаге. Так всегда: от испуга я превращаюсь в соляной столп. А свет становится всё ярче, делаясь из голубого неонового ослепительно белым. Под потолком кружится неистовый хоровод. Летучие мыши, одурев от света, мечутся, бьются в тёмные окна. Я не понимаю, как оказалась в самом центре этой воронки, теперь мышиное месиво носится вокруг меня с диким свистом (или это мне только мерещится), через который я продолжаю слышать завывания несчастного кота. Надо, надо его как-то спасти. Зажмурившись, прикрывая голову руками, я продвигаюсь к вжавшемуся в пол комку рыжей шерсти. Наверное, я ослепну, свет так ярок, будто само солнце снизошло сюда. Вдруг чёрная тень перекрывает сияние. Это огромная птица несётся на меня прямо из его центра. Хочется кричать, но горло перехватывает судорогой. Под крыльями цвета индиго гудит воздух, птица заполняет собой всё пространство класса. Изогнутый хищный клюв нацелен прямо на кота.
— Не смей! Не смей, тварь! — крик рвёт горло.
Я швыряю в чудовище попавший под руку кувшин с натюрморта. Потом ещё и ещё.
Очнувшись утром в своей каморке, я долго не могу унять отчаянно бьющееся сердце. Сон. Всего лишь дурной сон. В кулаке зажат ключ от шестой. Неужели, я так и не выпустила кота-бедолагу? Рыжий лежит в самом углу уткнувшись носом в пол. Шерсть всклокочена, на ушах и лапах запеклась кровь. Он даже не в состоянии приподнять голову, только пискнул из последних сил, услыхав, что его всё-таки пришли спасать. Весь пол усыпан осколками и пухом, на стенах и окнах тёмные вонючие потёки. Я не могу заставить себя взять кота и бегу за резиновыми перчатками. Сон или бред? Вернувшись, я обнаруживаю лишь изодранного кота и разбитый кувшин в углу.
Через два дня, когда серебряный диск пошёл на убыль, Рыжий умер. Наш дворник закопал его в самом углу двора, на стыке двух зданий. В остальном полнолуние прошло относительно благополучно. А! Ещё муж заболел ангиной. И Нато опять забралась на крышу соседнего дома и слетела с неё заливаясь диким хохотом, чем переполошила местных жителей и привела в предынфарктное состояние загулявшуюся до темноты бабульку. Бабулька, придя в себя, ринулась в ближайшую церковь и не возвращалась домой до тех пор, пока поп не согласился отправиться туда вместе с ней и не окропил чердак и крышу святой водой. Старик в черной рясе тяжело вздыхал, покачивая головой, явно не веря в существование нечистой силы.
========== Глава 6. Как это вспомнить. ==========
— Я устала слушать твои байки! Ты бы лучше объяснил мне, почему после работы нельзя сразу пойти домой, а надо обязательно заложить за воротник?
— Я только пил пиво.
— Да мне всё равно, что ты пил, главное, что ты опять нажрался.
Сколько раз за нашу совместную жизнь повторялся этот диалог — страшно подумать. Он бессмысленен, он ничего не меняет в ситуации, он просто повторяется из раза в раз в неизменном виде служа прелюдией к такому же бессмысленному скандалу.
— Можешь не орать на меня. Твои вопли для меня не новость.
— Ну, ещё бы! Каждую неделю повторяется одно и то же.
— Каждую неделю, — передразнил муж, скорчив отвратительную гримасу. — Для меня каждую жизнь повторяется одно и то же. Ты даже представить себе не можешь, сколько жизней я промучился с тобой. И ты каждый раз шлюха! Ты, Лизонька, блядь бессовестная и овца беспардонная! — глаза его загорелись безумным огнём, слюни полезли изо рта пузырями, и он пребольно ткнул меня пальцем в грудь.
Когда он бывает таким — это противно и страшно. Мне хочется ударить его наотмашь, выгнать, чтобы никогда больше не видеть этого перекошенного злобой лица, но мне никогда с ним не сладить, а он не станет церемониться и стукнет в ответ. Его никто не научил тому, что нельзя бить женщину. Единственное, чем я могу противостоять ему, это крик. И я кричу с таким же перекошенным от гнева лицом и со слезами на глазах.
— Зачем же ты тогда меня подбираешь каждую жизнь? А может это и не я вовсе? Может быть тебе просто везёт на таких женщин, и ты ничего лучшего не достоин? Как ты задолбал меня своими россказнями о том, что живёшь сто пятьдесят жизней, и все они одинаковые. Иди журналистам рассказывай, пусть о тебе в «Оракуле» напишут.
— Не всё одинаковое, а только самое главное. Это ты, дура бестолковая, ни хрена не помнишь.Ты, милая моя, всегда только о себе и думаешь, — муж вытряхнул на диван содержимое моей сумки в поисках ключей от тёщиной квартиры, так как вознамерился идти ночевать туда, чтобы не слышать моих воплей и рыданий.