Бабочка в табакерке (СИ)

Отец умер пятого числа ранним утром, когда дома никого не было. Что было в последние часы — известно одному Богу. Первый день прошёл в нервозной суете, хотя к организации похорон я и руки не приложила. Мама со своего телефона позвонила во всякие нужные бюро, муж сходил в поликлинику за справкой и ещё куда-то, а мне оставалось только сидеть дома и ждать.

Отца я собирала сама. Я не знаю, откуда взялся обычай приглашать для этого каких-то посторонних тёток. Наверное, они же — эти тётки — этот обычай и придумали, чтобы было на чём подзаработать. Я не изошла слезами и не упала в обморок над бездыханным телом отца. Человек завершил наконец-то свой тяжёлый земной путь, его страдания окончены. Больше нет боли и бессилия, проблем и волнений. В день похорон установилась отличная погода: яркое солнце, свежий ветерок. Машина-катафалк катила по загородной дороге, по мосту через заросшую камышом маленькую речушку и сосновый лес, насквозь пронизанный светом. Ветки изредка попадавшихся вдоль дороги берёзок шуршали по крыше «Пазика» и заглядывали в верхние открытые люки. Такое впечатление, будто выехали на загородную прогулку, если бы не раздувшийся синий апельсин в деревянном ящике. Дни стояли тёплые, и покойник начал распухать. Голова сделалась как шар, лицо изменилось до неузнаваемости, синюшная кожа, кое-где уже пошедшая трупными пятнами, казалось, вот-вот лопнет. Может оно и к лучшему. Меня не покидало ощущение, что я хороню совершенно постороннего человека.

Вернувшись с похорон первым делом пришлось приводить в чувства кошку. Пока гроб с покойным был дома, мы сами уехали ночевать к матери, а Фросю заперли в квартире. Лучше бы я оставила несчастную на улице. Бедняжка забилась в угол, мяукала совершенно душераздирающе, по квартире передвигалась буквально по пластунски, поставив дыбом всю шерсть. Зверёныш не успокоился до тех пор, пока квартиру как следует не проветрили, намыли с хлоркой полы, выпрыснули чуть не половину баллончика освежителя.

На следующий день мы с мужем разбирали вещи в отцовской комнате. Тряпки, разобранные часы, приёмники и магнитофоны, куча фотографий — всё в помойку. Перебирая фотографии, я раздумывала о никчёмности существования. Вот жил человек, собирал вещи, тащил всё в дом, чинил, налаживал, наснимал чемодан фотографий, и что? Теперь это никому не нужно, и кипа фотобумаги — дорогой, хорошей фотобумаги — отправилась в мусорный контейнер. И после нас будет то же. Всё, что было нам дорого и мило, станет никому не нужным мусором. Так стоит ли затеваться? Тратить силы, нервы, деньги? Что останется после нас, кроме добрых слов, которые скажут наши друзья самим себе и, может быть, детям. Кто, кроме них, будет нас помнить? Никто, низачем и ни к чему. Хорошо, если вслед за этой жизнью наступит другая, если вправду после смерти душа перенесётся в лучший мир или хотя бы вернётся в этот. А если нет? Тогда выходит, что мы должны всё успеть в этой жизни. Только всё равно не успеем. Значит, надо сделать что-то главное. А что? Что главное? Опять всё упирается в извечный вопрос о смысле жизни. Муж всегда говорит, что для полноты жизни необходимо поставить перед собой цель и идти к ней, преодолевая препятствия. Тогда и жизнь будет наполнена смыслом, не покажется бесцельной и пустой, и по достижении результата испытаешь настоящее чувство удовлетворения. Так Рей говорит. Что ж, я согласна, но на деле ничего подобного не наблюдается. Какие высокие цели он преследует лёжа на диване перед телевизором или распивая водку «сотоварищи»? И, в общем, какие цели достойны того, чтобы потратить на их осуществление столь драгоценный отрезок времени, называемый жизнью? Промелькнуло смутное чувство осознания истины. Ведь когда-то я ответила для себя на этот вопрос. Чётко и аргументировано — так мне, по крайней мере, тогда показалось. Это было здорово! Только вот со временем ответ позабылся. Теперь мне кажется, что время, когда я могла быть счастлива, ушло безвозвратно. Остались лишь обиды и непонимание. Временами я чувствую, что Рей самый близкий человек на свете. Но что он хочет? Что думает, чувствует? Как понять другого человека, когда себя самоё понять невозможно. Разум глух и неповоротлив, сердце слепо, но в то же время полно ожидания. Я знаю, что хочу любить. Почему не могу тогда ответить любящему? Почему при приближении к мужу я чувствую глухую прочную стену? Куда девалось наше счастье, которое несомненно было? И душа была открыта и пела, и плакала в унисон с другой.

***

С понедельника стоит невыносимая жара — всего пять дней, а мне кажется, уже целую вечность, потому что я опять мечусь по городу с какими-то бумагами, справками, оформляя и получая остатки отцовской пенсии, сдавая по описи вещи в его общаге. Опять сорвалась договорённость с шофёром, а надо срочно вывезти оттуда кое-какое барахло, ещё годное к употреблению. После похорон я обнаружила пропажу пятисот рублей (почти целая зарплата по нынешним временам), не знаю, что и подумать.