Бабы, или Ковидная осень

Из башен напротив – таких же, как и ее, одноподъездно-минималистичных, практично-скорбных в своем темно-коричневом или темно-сером цвете —таращились своим холодным светом огни.

Укутанные искусственными огнями, сидели в клетушках птички – и каждая, вплоть до марта этого года, говорила на своем, понятном только ей языке. Сколько же миллионов языков существовало в этом городе?

Бессчетное множество…

Языков одиночек, пишущих о себе, снимающих себя, жалеющих себя, ласкающих себя, заботящихся о себе, боящихся вирусов, бактерий, тайфунов и землетрясений, очередного конца света и живых людей рядом и оттого пытающихся увековечить каждый свой шаг вспышкой мобильной камеры…

Выходит, этот сраный ковид заставил всех выучить универсальные слова и вытащил, наконец, из людей не только страх, но и сострадание к ближнему.

Леха-юниор был вовсе не слаб, и она это хорошо чувствовала, глядя на город, в котором он, вместе с карликом Тирионом, переживал очередную перипетию придуманного писателем Мартином чудного мира.

Ему просто нужно было куда-то выкрикнуть, как в колодец, накопившуюся в душе смуту…

Случилось так, что подвернулась она – жалкая, зажатая в тиски этих убогих башен, одинокая, уже не юная, самовлюбленная дура…

Благодаря воздействию выпитых на ночь трех граммов мелаксена, Ника проснулась только в половине десятого.

Было воскресенье – законный выходной.

Восстановив цепь вчерашних событий, она, едва справляясь с волнением, первым делом схватила с прикроватной тумбочки лежавший там на зарядке мобильный.

Знакомая продавщица еще в ночи прислала сообщение – в косметический корнер «Цветного» пришли новые поступления.

Больше ни на ватсап, ни на вайбер ничего не прилетело.

Сомнений уже не было – Алексей внес Никин номер в «черный список».

Ее вчерашнее «как дела?» в мессенджере вместо синего цвета зеленело, а рядом стоял красный восклицательный знак.

Не вставая с кровати, Ника сделала обычную утреннюю растяжку.

Затем, направив камеру айфона на лицо, отщелкала несколько селфи.

Рассмотрев себя на получившихся снимках – ненакрашенную, со спутанными, тонковатыми волосами, с чуть отекшим лицом, широковатым носом и испуганным взглядом, она выбрала наиболее удачное фото и, добавив «доброе утро», отправила Лехе-юниору.

В фейсбучном мессенджере он побывал в половине третьего ночи и сейчас, вероятно, еще спал.

Напялив спортивный костюм и кроссовки – одежду, с приходом карантина уверенно сменившую некогда привычные каблуки и платья, – Ника вызвала такси и, прихватив с собой дизайнерскую маску-тряпочку, отправилась в универмаг.

По дороге вернулась в чат с Лехой.

В сети его все еще не было.

Пообщавшись со знакомой продавщицей и, по ее рекомендации выбрав несколько самых новых, относительно недорогих средств по уходу за кожей, которые могли быть доступны по цене большинству подписчиц, Ника заученно поныла и вытрясла из продавщицы максимальную скидку на покупку.

Почувствовав приступ голода, поднялась на пятый этаж.

В самом начале переполненного в воскресный день фудкорта располагалась веганская лавочка.

Ника заказала бургер с салатом и сливовой котлетой, капучино на миндальном молоке и соевый, с сиропом топинамбура вместо сахара, десерт.

Здоровая еда оказалась страшно с невкусной.

Пока давилась слишком сладким десертом, в мобильный упало сообщение.

Сердце заколотилось: «Неужто Алексей обозначился? Или Нинка наконец выдала реакцию?». Трясущимися пальцами она достала из накладного кармашка рюкзака телефон.

К ее громадному облегчению это был Леха-юниор.

«Как настроение?»

«Так себе».

«Кто же испортил?»

«Сливовый веганский бургер и жуткий десерт с топинамбуром».

«Такой хавчик тебе остается запить безалкогольным пивком, а потом закурить айкос с безникотиновым стиком».

Не удержавшись, Ника громко хмыкнула.

«И отправиться отсюда на ЭКО», – подхватила она.

«Не шути так, пожалуйста… У моего покойного начальника младший парень – экошный».

Странно, но замечание Лехи не вызвало негативных эмоций, напротив, оно словно их сближало, переводя в разряд уже не чужих друг другу людей.

Под осуждающим взглядом слишком серьезного для своих лет молодого чистенького человечка, выдавшего ей десять минут назад еду, Ника собрала недоеденное в коробку и, сунув в копилку, стоявшую на стойке, сдачу – пятьдесят рублей, поспешила убраться с фудкорта.

На улице, под шелковым шатром неба, поигрывая на своей коричневой, в золотых и красных прожилках гитаре, нахально расселся один из последних дней сентября.

В душе как будто беспричинно ликовало.

Позавчерашняя выходка с гнусным сообщением заболевшей Нинке, несчастный Руслан с его коварной травкой, ярость к Алексею, Лариса Давыдовна с ее эгоцентризмом и обещанной новой должностью словно остались в чужом, сюрреалистичном сне.

Ветерок, мягко круживший над проходившими мимо московскими красавицами всех возрастов, плескал в лицо обрывки забытых ароматов.

Вот этими, пудровыми, от «Дольче и Габана» она пользовалась в одиннадцатом классе, когда почти влюбилась в одного из своих первых парней.