Bad bitch (СИ)

— Маленькая мразь решила бить по больному? — Она реально словно испуганная мышь перед огромной змеей. И сыграть такой ужас нельзя. Я реально его чувствую. Так почему же она продолжает пытаться портить мне жизнь. — Ну так у меня для тебя хуёвая новость: не вышло. Забирай, он весь твой. Со всем говном. Только посмотрим, к кому он прибежит, когда у него будут проблемы. А теперь, Валюша, я тебя предупреждаю. Предупреждаю по-хорошему. — Говорю ей прямо на ухо и еле сдерживаю чих от противных, слишком сладких духов. Руку же я уже сжимаю со всей силы, впиваясь ногтями в открытую розовую кожу. — Еще раз перейдешь грань моего личного пространства, устроишь мне какую-нибудь подлость, натравишь на меня кого-то, посмотришь косо в мою сторону — по стенке размажу. Просто уничтожу. Исчезни. — И брезгливо отталкиваю ее от себя, немного не рассчитав силу не несильно впечатываю её лопатками в стену.

Девчонка сразу же хватается за руку, на которой остались следы моих ногтей, сползает по стене и начинает рыдать. Прям захлебываться. Я лишь с презрением смотрю на нее, такую слабую и никчемную, но продолжающую тявкать на меня, и просто ухожу.

Не хочу больше здесь находиться. Тут слишком душно для меня сейчас.

— И всё же мне всегда было интересно, в чем заключается людская глупость? Где её корень и можно ли её искоренить?

Пустая улица мне не ответила, но вопрос поставлен был, поэтому мысли, хотела я того или нет, продолжали вертеться вокруг поставленного мною вопроса. Почему эта дурочка так упорно идет против меня? Как сказал бы Паштет: «Это как ссать против ветра — бесполезно и грязно!».

Так чего она пытается добиться? Она и так отняла самое дорогое — Антона. Больше отнимать у меня нечего. Слава и статус такие вещи, которые зарабатываются только опытом и действиями, и так просто не исчезают. Даже если она окунет меня в грязь с ног до головы, все равно найдутся люди, которые будут помнить меня, знать, на что я способна. Бояться меня.

Диана Валвенкина:

«Уж не знаю, что ты такого сделала, но она в беседе просто рвет и мечет, поливая тебя говном, как в последний раз. Ты будь поаккуратнее, мозги у нее в последнее время вообще набекрень, а как с Антоном встречаться стала, так вообще сдвиг по фазе начался.»

Рудислава Злобина:

«Еще скажи, что у этой психички стены в комнате плакатами с моим лицом и мишенью на нём развешаны»

Диана:

«Зря смеешься. Развешаны. Ты реально будь аккуратнее».

Отвечать не стала, просто убрала телефон обратно в небольшую сумочку и устало вздохнула. Господи, неужто очередная шизичка на мою голову? Будто мне влюбленной в меня девятиклашки было мало, теперь помешанная.

Переслав диалог с Дианой Вике, я устало встала с лавочки, понимая, что я не хочу домой, но ночевать мне банально негде. Можно, конечно, вписаться на любую пьянку, но поспать мне там банально не дадут, поэтому придется потерпеть собственных родителей одну ночь.

Павел Громов

«Если тебе негде ночевать — можешь остаться у меня, моих все равно нет.»

Ну, или так.

— А почему ты не пати-пьяно у Трюхиной? — интересуюсь у Паши, обнимая ладонями горячую кружку с какао. Странный все-таки этот Паша — у него дома всегда есть моё любимое какао, хотя в последнее время уже тошнит от этой бурды. Особенно после смерти бабушки.

— Милая, — от его самоуверенной улыбочки тоже слегка подташнивает. Но это, скорее, от смеси шампанского с пивом. Такая себе идея была. — Смотреть, как Антошка сосется с Валей, а ты слезами обливаешься? Ну оно мне надо? Я лучше дома посижу, пивас попью, пиццу пожру, в приставку погоняю и спатеньки. — Он садится напротив меня, и приходится согнуть руки в локтях, чтобы не касаться его кружкой. Судя по слегка поджавшимся губам, мой этот жест ему не особо понравился.

— Звучит неплохо, а меня ты тогда зачем позвал?

— Все просто, — он лукаво стрельнул глазами и растянул губы в похабной улыбочке, — я просто знаю, что тебе ночевать негде, вот и все.

— Я могла бы пойти домой, — резонно подметила я, прихлебывая из своей кружки и немного обжигая язык о кипяток.

— И получить пиздюлей? Сомневаюсь.

— Твоя взяла, Паш, — грустно улыбаюсь я, и Паштет, увидев мою реакцию, сразу же убирает это самодовольное выражение с лица, потому что знает, единственный из всех знает, что семья — та больная тема, которую трогать никому нельзя. — Ты помнишь, почему мы начали общаться?

— Помню, — вздыхает парень и подтягивает к себе ближе пепельницу. Я вопросительно смотрю на него, и парень благосклонно кивает. Курить хочу адски. — Я забрал тебя с улицы. Как сейчас помню, что был ливень, а ты в одной ночнушке сидела на остановке, вся грязная, будто специально все канавы облазила, и в голос рыдала. Ты, кстати, ни тогда, ни после не объяснила причины.