– Эй, Лось, интересно, не проклятие ли колдуна заставило вентиляционное отверстие так стонать в прошлый раз. Я имею в виду, что этого никогда не случалось ни до, ни после, и я никогда не слышал, чтобы это происходило с кем-то еще.
– Я не знаю. Этот шум и эта чертова летучая мышь. Они заморочили мне голову. Мне снились кошмары об этом. У меня, мать вашу, мурашки по коже.
– Да, Оптерс, открой вентиляцию и посмотри, не повторится ли это снова, – попросил Жеребец.
– Конечно. Сядь поближе, чтобы ты тоже смог услышать.
Обычно простой в управлении рычаг был жестким и неподатливым. Он не хотел двигаться, поэтому я ухватился как следует и навалился всем весом. Заслонка распахнулась, мгновенно превратив вентиляцию из плотно закрытой в максимально открытую. Нас ожидала засада. Полдюжины пригоршней пыли из обожженной красной глины полетели нам в лицо. Ослепляющее удушливое облако наполнило воздух. Я ничего не видел – и едва мог дышать. Я высунул голову в окно, но с таким количеством дерьма, покрывшего лицо, склеивавшего волосы и разъедавшего глаза, это не помогло. С трудом я смог удержаться на проезжей части и остановиться. Не зная (и, честно говоря, особо не желая знать), где мы были в тот момент, мы выскочили, как шахтеры, спасающиеся от обвала.
– Зачем ты это сделал?! – сказал Лось, согнувшись пополам, уперев руки в колени, кашляя и сплевывая грязь.
– Как, черт возьми, я должен был догадаться, что это произойдет?
– Может быть, это был твой колдун, Лось. Да, он самый! Ак-ак-ак-ак-ак. У Лося есть свой личный колдун где-то в джунглях, который втыкает в него булавки, ак-ак-ак-ак!
Нам потребовалось несколько минут, чтобы снова отправиться в путь. Мы поочередно отряхивали пыль с плеч и спин друг друга, смахивали липкий красный порошок с волос и промывали водой глаза. Мне удалось вернуть рычаг вентиляции в закрытое положение. Тем не менее, на всякий случай, мы засунули тряпки, носки, пачки бумаги и все, что смогли найти, во все вентиляционные решетки.
После джунглей шоссе повело нас вдоль побережья к набережной Пуэрто-Вальярты. Мы заметили наш паром, пришвартованный у той же пристани, где началась материковая часть нашего путешествия немногим более трех недель назад. Заметив вереницу легковых и грузовых автомобилей, загружаемых на борт корабля, я задавался вопросом, починили ли они уже второй двигатель.
Ребята хотели добраться до Масатлана и там заночевать, но это заняло бы еще семь часов в дополнение к четырем, которые мы уже проехали. Измученный, я справился только с пятью, прежде чем принял ответственное решение разбить лагерь в паре часов к югу от цели и продолжить путь утром.
Не сбавляй скорость
К северу от Масатлана шоссе выровнялось, и воцарилась смертельная скука. На первой заправке к нам подошел старик и спросил, не подвезем ли мы его на север. Поскольку Лось и Жеребец дремали на заднем сиденье, я пригласил его на борт, полагая, что он поможет мне не заснуть и скоротать время. Его звали Умберто, и мы выяснили, что он начал свой поход в Гватемале неделей ранее (в основном пешком), а его цель – «добраться до Los Estados Unidos»[59]
. Он оставил свою жену и четырех сыновей – не нашлось никого, кто отважился бы на долгое и неопределенное путешествие вместе с ним, поэтому он шел в одиночку. Он не понимал ни слова по-английски, и его испанский звучал иначе, чем все, что я слышал раньше. Я указал на Лося и Жеребца, еще дремавших на кровати сзади, и назвал их имена. Старик бросил один взгляд на Лося, указал на его голову и назвал его «hombre canche». (На сленге майя это означает «блондинчик».)– Эй, Лось! – сказал я, намеренно разбудив его. – Тут Умберто говорит, что ты hombre canche. Что это такое?
– Без понятия. Ты зачем подобрал автостопщика?
– Потому что мне было скучно, и после того, как я отказал пожилой паре в поездке через реку в Ла-Тикле, я подумал, что мне нужно немного подлатать карму.
– Да? Куда он едет?
– В Лос-Анджелес, но мы везем его только до Ти-Джей[60]
, дальше он сам.Я показал своему новому другу большой палец, и он улыбнулся в ответ, обнажив полный рот ужасно плохих зубов и воспаленных десен. День полз, жара и влажность угнетали, пейзаж редко менялся; наполовину пустынный кустарник, наполовину сельскохозяйственные угодья, миля за милей, миля за милей. Это напомнило мне Центральную Калифорнию – та же жара, ядовитые запахи и пыль, – но с десятикратным количеством насекомых и утроенной влажностью. Ребята продолжили дремать (насколько это было возможно) на заднем сиденье. Умберто изо всех сил старался не заснуть, прислонившись головой к окну. Время от времени я нажимал на тормоза, просто чтобы вовлечь всех остальных.