Баффетт. Биография самого известного инвестора в мире

Long-Term взимала со своих клиентов по два цента в год с каждого доллара, находящегося под ее управлением. Также она получал четверть от всей прибыли. Клиенты приходили в компанию ради престижа. В итоге она привлекла 1,25 миллиарда долларов, став крупнейшим в истории хедж-фондом-стартапом. Старая команда арбов из Salomon работала здесь в условиях секретности, без вмешательства извне и без необходимости делиться прибылью с другими подразделениями. В первые три года фонд был в ударе и приумножил деньги инвесторов в четыре раза. К концу 1997 года капитал Long-Term достиг 7 миллиардов долларов. Позже конкуренция со стороны возникающих хедж-фондов снизила его доходность. Мериуэзер вернул инвесторам 2,3 миллиарда долларов, не найдя достаточного количества инвестиционных возможностей. В итоге при капитале всего в 4,7 миллиардов хедж-фонд управлял активами на сумму более 129 миллиардов, не считая близкого к этому объема долга. Почти половина капитала принадлежала партнерам. И они в короткое время повторили трюк Баффетта с волшебным накоплением богатства за счет гонораров, полученных за управление чужими деньгами[1002]. Пятидесятилетний Мериуэзер, который едва выдерживал зрительный контакт, без особых усилий пользовался блестящей репутацией фирмы и смело диктовал условия клиентам, которыми к тому моменту были пятьдесят с лишним банков. В этих финансовых организациях брали кредиты и сам Дж. М., и брокеры.

В это время мировые финансовые управляющие ставили перед собой цель побить рекорд Баффетта. Некоторые считали, что Мериуэзер затаил на Уоррена обиду: ведь тот не защитил его от увольнения из Salomon, а после не принял обратно на работу[1003]. Теперь никому не известный Long-Term Capital продавал в шорт акции Berkshire Hathaway, исходя из теории, что BRK переоценена относительно стоимости акций, которыми владеет[1004]. Кроме того, Long-Term создал на Бермудах компанию по перестрахованию – Osprey Re. Ее назвали в честь медной скульптуры в фонтане у здания Long-Term, изображающей скопу[1005], которая вонзает когти в беспомощную добычу. Osprey Re предлагала страховку от землетрясений, ураганов и подобных стихийных бедствий, вступая на территорию перестрахования катастроф Аджита Джайна. Кюветы на обочинах страхового шоссе были заполнены обломками фирм, потерпевших крушение. В молодые годы Баффетт сам раз или два едва спасся от разорения. Всякий раз, когда на дороге появлялся новичок, лучше было заранее приготовить ключи от эвакуатора.

Казна Long-Term раздувалась, а подражатели следовали за ним в течение следующих нескольких лет – вплоть до середины 1998 года. Тогда уже кредиторы начали осознавать, что слишком переоценили перспективы возврата своих денег. Процентные ставки выросли, конкуренты Long-Term начали сбрасывать наиболее сомнительные позиции, подтолкнув цены вниз и запустив цикл купли-продажи. При этом Long-Term делала противоположную ставку, продавая самые надежные активы и покупая самые рискованные, которые стоили теперь дешевле. Согласно изощренной модели компании, финансовые рынки со временем становятся более эффективными. Это значило, что цены на рискованные активы будут сближаться с ценами на более безопасные. Самые крупные из заключенных сделок базировались на предположениях, что рынок станет менее волатильным и размах колебаний будет уменьшаться. Опыт предыдущих лет показывал, что так оно и есть. Но история также учит, что «обычно» не значит «всегда». Long-Term это понимала. Поэтому она заблокировала капитал инвесторов на достаточно долгий срок, обеспечив себе защиту от банкротства. По крайней мере, так ей казалось.

17 августа 1998 года правительство России неожиданно объявило дефолт по своему рублевому долгу. Это означало, что страна больше не будет платить по счетам. Инвесторы спешно начали сбрасывать все, что попадало в поле их зрения. Один финансовый управляющий когда-то предупреждал Long-Term, что ее стратегия получения крошечных прибылей на миллиарде сделок напоминает «подбирание пятаков перед бульдозером»[1006]. Теперь оказалось, что у бульдозера двигатель от Ferrari, и вся эта махина несется навстречу со скоростью восемьдесят миль в час.

В воскресенье 23 августа Баффетт играл в бридж на своем компьютере. Внезапно раздался звонок. На другом конце провода был Эрик Розенфельд из Long-Term. Уоррену нравился Розенфельд, который в свое время получил повышение до главного трейдера в Salomon. Теперь Мериуэзер поручил ему сократить размер портфеля, продав арбитражные позиции фирмы по процедурам слияния. Баффетт вспоминает: «Я несколько лет ничего о нем не слышал. Теперь Эрик с тревогой в голосе начал говорить о том, что я мог бы забрать их позицию по фондовому арбитражу на шесть миллиардов долларов. Судя по всему, они считали, что фондовый арбитраж – это чисто математическая проблема»[1007]. Реагируя рефлекторно, Уоррен применил к Розенфельду свою обычную тактику баффеттинга: «Я просто сказал ему: “Я бы взял некоторые из них. Но не все”».