Багдад до востребования

– Заморимся за стайером гоняться, быстрее выйти на верхушку «Моссада» напрямую… Приценимся, поторгуемся, смотришь, найдем общий интерес… А не выйдет, так закроем тему, как тупиковую, и вернемся на магистраль, пусть вся в наледи она.

Эталон выдержки и начальственной респектабельности, точно простолюдин, неприятно клюнул подбородком. После чего трусливо уткнулся в какую-то бумажку, словно передавая: ничего не слышал и знать ничего не хочу. Между тем скоро откликнулся, правда, совсем тихо:

– Как ты себе это представляешь? С учетом того, что реального канала связи нет, а наша консульская группа в Тель-Авиве вне игры.

– Подумаем… – вселял надежду зам. – Дай покопаться немного.

***

4 января 1991 г., г. Тель-Авив, ул. Шауль Амелех

В 9:15 у проходной штаб-квартиры «Моссада» объявился незнакомый посту охраны посетитель. Возмутитель утра сильно взволнован, в руках – объемная сумка. Прежде чем взяться за дверную ручку, он судорожно протер ладонь о полу пиджака, перебросил сумку с правой руки в левую. В вертушке застрял с грузом, но тут подоспела «подмога» – два дюжих постовых подхватили сумку, после чего вышвырнули ее на улицу, самого же визитера – скрутили.

Между тем прибывшая спустя пять минут бригада минеров, рутинный фрагмент израильского житья-бытья, не торопилась, по просьбе моссадовцев, котомку взорвать, рассматривая через полурасстегнутую молнию содержимое. Вскоре некий наблюдатель и вовсе дал саперам отбой, шепнув коллеге: «По-моему, передатчик».

Тем временем скованного по рукам и ногам гостя вовсю допрашивали три дознавателя. Выглядели они не менее растерянными, чем сам подопечный, ибо в привычные шаблоны шпионажа столь убедительно обставленная явка с повинной, как нарек свой визит возмутитель, не вписывалась. Тут подоспело экспертное заключение: извлеченный из сумки предмет – ламповый передатчик советского производства, непонятно как ужившийся с эрой печатных плат.

Но гораздо больше дознавателей донимало иное: возмутитель наотрез отказывался каяться, требуя для облегчения души самого директора – наиболее законспирированную в стране фигуру, имя которой не только запрещено обнародовать, но и произносить вслух. Так что, ни притарабань подопечный заранее сшитое дело в виде лампового реликта, то как очередной зациклившийся на шпионской героике псих был бы выставлен.

Наконец, умаявшись от однообразных вопросов «Тебя завербовали до репатриации или после?», «Почему именно сейчас, когда большевизм дышит на ладан, решил сдаться?» подопечный выдал буквально сперший дыхание довод в пользу высокой аудиенции: назвал фамилию и имя директора «Моше Шавит». При этом нехватку воздуха ощутил лишь старший группы, поскольку лишь ему одному настоящее имя шефа было известно.

В этот момент наблюдающий за дознанием по монитору и испытывающий смутную тревогу Биренбойм схватил трубку и скомандовал: «Прекратить допрос». Тут же проинформировал о событии босса.

– Иди разберись, – скорее попросил, нежели распорядился неверным голосом директор, после паузы добавив: – За всем этим, кто?

– Пока не знаю,– ответствовал главный опер, – но, кажется, догадываюсь.

Спустя четверть часа «Золотой Дорон» располагался против раскованного по его команде возмутителя, смущая того поволокой внешне бездумных глаз. Аудио- и видеосъемка отключены, на смотровом окне – штора. Меж тем Биренбойм безмолвствует, то покусывая ногти, то гримасничая, будто в осуждении.

– Тебя такому хорошему ивриту где учили? В школе КГБ? – нарушил паузу активной мимики Биренбойм. – Или под нажимом хозяев по ночам зубрил? – вдруг продолжил по-русски «Золотой Дорон», заставив взопревшего возмутителя вздрогнуть.

– Вы Моше Шавит? – осторожно на иврите поинтересовался возмутитель, пропустив мимо ушей предложенный русский.

– Я конь в пальто! – разъяснил шпионский табель о рангах оберопер.

– Покажите удостоверение, – робко попросил подследственный, опуская взор.

Биренбойм расхохотался, подскочил на ноги. Резво прошелся по допросной взад-вперед, после чего вновь уселся, рыхловатыми физией и взглядом веселья уже не передавая.

– Может тебе девок с Бен-Егуда* вызвонить? – предложил Биренбойм, выставляя зубы. – Таких конфеток с последней русской волной занесло. Не то что с вашей – шпион на шпионе.

Наум Зуммерград, прихвативший на явку с повинной, помимо рации, все свои документы, бессмысленно буравил столешницу, будто загипнотизирован или отупел от перегрузок.