Багдад до востребования

Ко всем бедам и мытарствам совсем свежий инцидент на таможне. Когда отправили на личный досмотр, кольнуло: «С чего бы это? В ГКЭС ведь казалось, что за вывеской предприятия – каста неприкасаемых, если ни сам госмеханизм». Скорое «Все в порядке», будто бы сбило напряжение, но тут, при упорядочивании развороченного багажа, резануло глаз: врученные Шахаром «гостинцы» – коробочка, якобы с заколкой для галстука, и «Экспансия» Ю. Семенова вернулись с досмотра со «щербинкой». Коробочку – сразу видно – вскрывали, что, с учетом процедуры, объяснимо, а вот обложка «Экспансии» потемнела. Кроме того, книга разила свежей типографской краской, при передаче ее Шахаром не замеченной.

Стало быть, ничего не оставалось, как в последний раз всласть, напропалую напиться.

О «снотворном» Талызину пришлось напоминать стюардессе дважды. Выяснилось, что за минувший год «Аэрофлот», под стать прародительнице, до безобразия обнищал. Не только «Арарата», но и «Столичной» в экспортном варианте не было.

– Скажите спасибо, что «Пшеничную» завезли, на прошлом рейсе и того не было, – пристыдила назойливого «пациента» стюардесса, отмеряв долгожданную добавку.

– Удружили, – буркнул про себя Семен Петрович, теряясь в смоге одурения, кого «благодарить», – барахтающегося в безвременье перевозчика или рачительную хозслужбу заговора.

– Подбавить через полчаса? – предложила в спину бортпроводница, неясно когда расположившись. От безделья что ли… Чуть ранее «хвост» дружно отказался от ночной трапезы, заказав одиннадцать порций чая.

«Пшеничная», контрастом сливочному «Чивасу», чуть было не вогнала в конфуз. Плотно сжав губы, Талызин сдерживал острый позыв тошноты. Получилось. Убедившись, что к его персоне ноль внимания, вновь пригубил. Вначале пробный глоток, после чего накатом полста грамм. Жаркая волна разнеслась по венам, взбудоражив насквозь плоть. Спустя минуту-другую спала, оставив после себя сладкую апатию, согласие сытого жвачного с самим с собой.

Торчал в своем «корытце» Семен Петрович между тем недолго. Вскоре его увлек рекламный проспект «Аэрофлота», а точнее, карта-схема его международных маршрутов, густыми пучками опоясавшими весь мир. Подумал: «Кто назвал нас «Верхней Вольтой с ракетами?» Мы – Союз отрядов «Аэрофлота». Но мысль сбилась на полпути, ничего оригинального не явив. Некоторое время Талызин копался в себе в поисках нового объекта интереса – без пользы, однако. В итоге докайфовал до того, что стал водить указательным пальцем перед носом, должно быть, норовя сконцентрироваться, дабы додумать ускользнувшую мысль.

Семен Петрович встрепенулся, туповато мотнув головой. Покосился за спину, после чего развернул корпус и уставился поверх кресла в хвост самолета. Одиннадцать, как ему подумалось, камикадзе крепко спали, несмотря на по большому счету взрослый час. «У них что, отбой, как в казарме, по приказу?» – озадачился он. – «Или, беря с меня пример, отрываются напоследок, придавив медведя? Но главное: что забыли на чужой войне? Двойной оклад, гробовые? Я хоть с ярмарки, запутавшийся в своей слабине и смутном времени чудак. Им-то жить и жить».

Он рассматривал бойцов, выискивая черты порока, коего за время лейтенантских сборов отведал вдоволь. Ему, испытавшему культурный шок, тогда казалось, что СА – прогнившее до блевотины, взращивающее одних дегенератов сообщество, лишенное не только героического ореола, но и права на существование. Да, им говорили, приютивший сборы стройбат – еще не вся армия, а ее худшая часть, но почему-то верилось этому с трудом. Зато подмывало, открыв цистерны заправочной, пустить на всю округу петуха, разоряя зверинец.

Между тем ничего общего с той оголтелой солдатней попутчики не имели. Даже спали опрятно, без храпа, маеты, под стать неброскому, почти беззвучному бодрствованию. При этом взыскательный глаз не мог не запечатлеть исходящую от них силу знающих себе цену удальцов. Из того же, что и гастролер, выводка, тот лишь артистичнее и, должно быть, опытнее, подумал Талызин.

Тут Семен Петрович почувствовал на себе пристальный взгляд, не понимая, откуда и чей он. Оглянулся, но даже присутствия бортпроводниц не выявил. Вновь обратил взор в хвост лайнера, обнаружив, что за ним некто в последнем ряду наблюдает. Прищурившись, разглядел нового, прежде не замеченного субъекта – мужчину около сорока, столь же самодостаточного, как и десятка уснувших бойцов. В том взгляде не было ни вызова, ни сарказма, а застрял устойчивый профессиональный интерес. Будто прикидывал на глаз, кто ты и каковы твои намерения. И, разумеется, насколько опасен.