Читаем Багровое пепелище полностью

Они шли по пояс в воде, с трудом передвигая ноги в толще воды. От Сиваша исходил могильный холод, он сжал их в студеных равнодушных объятиях, отчего хотелось смириться и расслабить тело, скользнуть на дно и успокоиться там навсегда. Но они шли через эту ледяную массу, двигались с одной мыслью — вперед! Серго отсчитывал триста шагов и втыкал со всего размаху вешку, чтобы острый конец прочно ушел в мягкое дно, скованные холодом руки плохо его слушались, но он рычал, как зверь, при движении, и это помогало хоть на несколько секунд ощутить свое стылое тело.

Вода стала резко убывать, все ниже и ниже, пока не осталась плескаться мутной жижей чуть ниже колен. Отступила ледяная вода, но теперь ветер продувал насквозь тела военных под мокрой одеждой. А под ногами заскользила грязь — смесь из ила, грунта и соли. Она чавкала, налипала на сапоги жирным слоем и жадно втягивала в себя при каждом шаге. Теперь Глеб сам начал терять равновесие, при каждом шаге он то падал на колени, то заваливался вбок, проезжая лицом по густой грязи. Наконец сообразил и принялся втыкать колья, чтобы помочь самому себе удержаться на ногах. В голове отсчитывались шаги, так было легче уговорить себя не упасть в это жидкое черное месиво, чтобы передохнуть хоть секунду от стылого холода и пронизывающего до костей ветра. О том, что они живы, еще не застыли от холода, еще чувствуют что-то в этом ледяном кошмаре, напоминало только хриплое дыхание, теплым облачком оно вырывалось изо ртов разведчиков. Сами они превратились в черные силуэты из-за грязи, облепившей тело, каждый уже несколько раз упал в жидкую скользкую кашу, и теперь по болотистой равнине ползли три согнутых от резкого ветра, терзающей их боли черных фигуры.

Шубин поднял голову: впереди серое месиво разрезали ломаные черные линии. Берег! Глеб, как и научил старик, направился левее, там, где береговая линия вздыбилась рваным холмом и нависла над Гнилым морем. Само море уже превратилось в бесконечное болото, ноги утопали по щиколотку в хлюпающей топи из земли, гнилых водорослей и морской воды. Каждый шаг давался с трудом, разбухшие от воды сапоги присасывала жидкая грязь, будто желая оставить разведчиков в этом месте навсегда. Шубин повернулся назад, как раз когда Василий Ощепков развязал свой моток, чтобы достать последние колья на вешки. Командир остановил его:

— Оставь их нам, будем опираться как на клюку!

С палками дело пошло легче, они отталкивались от дна и так преодолевали мощную силу заболоченной земли. И хотя пологий берег манил своей близостью, казалось, вот еще пара сотен метров — и они смогут выбраться из скользкой чавкающей трясины. Шубин следовал советам старика, он забирал все левее и левее, делая крюк по небольшому грязевому карьеру, чтобы подобраться к более крутому подъему. Лицо стянуло от подсыхающей грязи, на ветру толстый слой превратился в маску, прижег кожу и, казалось, грыз ее обжигающей болью из-за едкой морской соли.

Наконец добрались до основания изрезанного выступами берега. Глеб со всей силы ударил колышком, но его острие отскочило назад, до того земля оказалась замерзшей. Еще удар, еще! Комки грунта полетели в стороны, острие вошло в землю, зацепилось, и палка повисла рычагом в обрывистой стене берега. Глеб навалился на нее всем телом, чтобы еще сильнее вогнать в железную мерзлоту, от усилий телу стало теплее: кровь быстрее побежала по венам, ноги и руки налились силой; плечи распрямились, а голова заработала яснее. Он понял — надо двигаться как можно быстрее, чтобы согреться. Командир повернулся назад и просипел севшим голосом:

— За мной, вперед, вверх. Работайте палками!

Они начали карабкаться вверх, помогая себе кольями. И замысел Шубина сработал: крутой берег теперь скрыл их от ветра, а быстрое движение вверх, резкие усилия разогнали застывшую кровь. На крутой обрыв они выбрались хрипящие, задыхающиеся от напряжения, но уже живые, с бурлящей силой внутри. Они прошли Гнилое море и остались живы!

Глава 4

На берегу они несколько минут оглядывались по сторонам, пытаясь отыскать хоть какие ориентиры. Но через серую завесу дождя почти ничего не было видно. Шубин поплотнее запахнул плащ-палатку, чтобы сохранить остатки тепла в теле, хотя она и превратилась в тяжелый полог из грязи, шепотом отдал приказ:

— Сейчас выдвигаемся в восточном направлении до Дмитровки. Там обследуем деревню, потом разделимся и проведем разведку на разных квадратах. Идем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза