Багровый берег

– Чувственное наслаждение лежит в самом сердце нашей религии. Так мы празднуем дар жизни – через нашу телесность, наши плоть, кровь и органы наслаждения. Так Люцифер просит нас поклоняться ему – прославляя чувственные наслаждения тела.

– Иными словами, вы поклоняетесь телесно, – сказала Констанс.

– Мы называем это сексуальным дискурсом.

– Публично?

– Как и все остальные ритуалы, этот мы празднуем все вместе. Празднование сексуального дискурса перед всеми увеличивает возбуждение, наслаждение. Мы осуществляем обряды шабаша здесь, в этой комнате, на этом алтаре.

– Значит, вы совокупляетесь на алтаре, перед толпой?

– Грубо говоря, да. Две избранные личности, которые прежде не соединялись друг с другом, получают первое, свежее сексуальное наслаждение друг от друга на алтаре, помазанные кровью Моракса. Уверяю вас, такого сексуального наслаждения вы еще никогда не чувствовали за всю вашу жизнь.

– Никогда не чувствовала за всю жизнь? – переспросила Констанс.

– Для меня будет честью посвятить вас в нашу веру.

– Прямо сейчас?

– Я планировал иначе. Обычно это делается перед группой. Но мы в чрезвычайной ситуации, и высшие силы организовали нашу встречу здесь и сегодня. Так что… да. Для любого, кто желает присоединиться к нам, это действо обязательно.

– А если я не хочу присоединяться?

Гэвина удивил ее ответ. До этих пор она следовала за его словами и явно сочувствовала тому, что он говорил…

– Слушайте, зачем раздумывать? Вы так или иначе соединитесь с нами, я это знаю.

– Правда?

Он ощутил вспышку тревоги, даже паники. Он не знал, что сказать, как скрепить печатью неизбежное.

– Почему бы вам не присоединиться к нам? Вы идеальны. Вы – все, что мы ищем. Я не сомневаюсь, вы станете великим вождем.

– А если не стану?

– Прошу вас, Констанс, внимательно взвесьте мое предложение, потому что это ваш первый, последний и единственный шанс. Я знаю, у вас в крови неодолимое стремление к свободе. Мы вместе спустим эту свободу с поводка, и это будет прекрасно.

– Прекрасно.

Это слово, отягощенное сарказмом, повисло в воздухе. Гэвин начал испытывать сокрушительное разочарование, к которому примешивалась злость; неужели после всего, чем он поделился с ней, после всех знаков совместимости, которые он видел, она хочет сказать ему «нет», перечеркивая все его надежды? Он нащупал пальцами рукоять пистолета. Ей нельзя позволить выйти отсюда. Это будет концом всего.

– Констанс, подумайте очень хорошо.

Но он уже видел, что ее явный интерес происходил не из дружеских побуждений; ее спокойствие не было знаком согласия; ее вопросы имели целью только одно – извлечь из него максимум информации, которую она могла бы использовать против него.

– Ах, Констанс, Констанс, пожалуйста, не делайте этого.

Снова молчание. Значит, так тому и быть. Гэвин понимал, что эта женщина может стать верным другом – или смертельно опасным врагом. Он почувствовал себя обманутым. Еще мальчишкой он узнал: всегда бей первым и делай это до того, как твой противник поймет, что будет драка.

И он нанес удар первым. Он бросился вперед, выбил стилет из пальцев Констанс, обхватил ее рукой за шею и приставил пистолет к уху. Крепко прижав женщину спиной к стене, он защелкнул на ее запястьях наручники.

Все закончилось, даже не успев начаться. Она явно не ожидала ничего подобного. Гэвин отпустил ее и отступил, не отводя от нее ствол пистолета.

– Все ведь может кончиться и по-другому.

Она посмотрела на него с таким выражением, что он отпрянул, ошеломленный.

– Мне жаль, что я вынужден был сделать это, но теперь мне нужно ваше решение.

В ответ – молчание. Констанс сверлила его взглядом, полным презрения.

Он взмахнул пистолетом:

– Наступает момент истины.

В ответ Констанс рухнула на колени и скованными руками схватила свой стилет, валяющийся на земле. Она с усмешкой обнажила клинок.

Гэвин, удивленный, отступил на несколько шагов, опасаясь, что она может метнуть стилет. Но потом он вспомнил, что руки у нее все еще в наручниках и ее возможности ограниченны.

– Что же вы собираетесь с ним делать? – спросил он.

Констанс подняла руки и приставила кончик ножа к своему горлу чуть выше яремной вены.

– Я собираюсь лишить вас удовольствия изнасиловать и убить меня.

С этими словами она надавила на стилет. Встретив некоторое сопротивление, кончик лезвия вонзился в ее кожу, и по шее потекла струйка крови.

Гэвина словно ударило током, он невольно восхитился ее отвагой. Какая удивительная женщина! Бог мой, она бы стала великолепным партнером. Он почувствовал шевеление в паху, но одновременно понял, что она никогда не присоединится к сообществу. Его возбуждение смешивалось с жутким ощущением краха.

К черту. Ей предложили шанс, какой бывает раз в жизни, а она отказалась.

Констанс вонзила кончик клинка еще чуть глубже. Он видел, что она не блефует и готова убить себя, лишь бы не подчиниться ему. Она убьет себя. Его разочарование оттого, что она не будет принадлежать ему, уступило место возбуждению другого рода.

– Давай, – сказал он, задыхаясь от предвкушения.