Багровый закат

–  Моя жена Бат-Шева рассказала мне, что твой отец, которого тебе, мастер Эльазар, к сожалению, не посчастливилось увидеть, был знаменитым гончаром. Он даже был удостоен права создавать сосуды для елея храмовой меноры…

Элька смотрел на Корнелия с возрастающим интересом. Корнелий был его соперник. Быть может, именно поэтому он с особым смыслом сказал: " моя жена Бат-Шева ", но Элька ведь не давал Корнелию никакого повода усомнится, что еще кто-то может претендовать на любовь Бат-Шевы.

Но если быть до конца честным, Элька вынужден был признаться, что он не пожалел бы ничего, чтобы сказать то же самое об этой женщине.

Вместе с тем, Элька не сомневался, что Корнелий ничего не может знать о той единственной встрече с Бат-Шевой, которая опалила его сердце на всю оставшуюся жизнь.

Элька вдруг по-новому посмотрел на Корнелия. Увидел в нем не просто отставного солдата, но достойного соперника. Этот солдат со всей присущей ему решительностью, вошел без остатка в новую для него действительность. Растворился в ней, и его фраза "моя жена Бат-Шева", возможно, свидетельствовала лишь о необратимости этого процесса. Однако, продолжал размышлять Элька…

Но тут его размышления вновь прервал голос Корнелия:

– В пещере я нашел переносные семи рожковые светильники, они не коптили подобно факелам, давали хороший свет идущим в темноте, и, главное, не сжирали столько воздуха, как факелы.

Затем Корнелий сказал,

– Бат-Шева обнаружила на этих светильниках печатку: "Алеф" и "Рейш"… Это печатка твоего отца. На ней означены начальные буквы его имени – Эльазар бен Рехавам. Думаю, твоему отцу был знаком этот мало известный выход из Модиина к просторам Аялона.

– Приближаются тяжелые времена… – грустно сказал Корнелий. – И мы с Бат-Шевой решили, что и ты, мастер Эльазар, должен знать об этом, мало кому известном, туннеле. Может когда-нибудь пригодится.

Элька молчал, чувствуя, как сжалось его горло. Корнелий и Бат-Шева вновь и вновь врывались в Святая Святых его жизни. В его прошлое, в его настоящее, в его будущее…

Возвратившись домой, Элька узнал, что Квинт и его манипула срочно отзываются в расположение Пятого легиона. Бат-Шеве удалось на короткое время задержать Квинта и гонца, упросив их дождаться мастера Эльазара и Корнелия.

Гонец вначале наотрез отказался кого-либо ждать, однако, увидев обильное угощение, разложенное на циновках в густой тени, не устоял.

Вскоре возвратились Элька и Корнелий. За трапезой Квинт с огорчением сообщил, что светильники уже не понадобятся. Элька хотел было спросить, почему, но его опередил Корнелий.

Сердито сказал:

– Мастер уже истратил немало денег…

– Понимаю, – кивнул Квинт, и тихо добавил: – Теперь от меня ничего не зависит… Идут большие маневры.

У северных берегов Иудейской провинции готовы к высадке два легиона, и еще четыре легиона направляются с юго-запада, со стороны Египетской провинции…. В Пятом объявлена боевая готовность…

Глава 13 Месть Цилия Кая

Вынужденное отступление наместника Кумана на Храмовой площади и казнь легионера Курция были восприняты воинствующими движениями Иудеи как предзнаменование победы.

Они были убеждены – пришло время изгнания идолопоклонников со Святой Земли.

Однако римские власти, не привыкшие даже к мелким поражениям, в свою очередь, готовились к реваншу.

Признав, наконец, что с имеющимися у него силами он не сможет одолеть взбунтовавшееся население, Куман направил императору просьбу о помощи.

Пока же решил "успокоить" особо резвую периферию, наличествующими силами. Он приказал Цилию Каю отправиться с двумя манипулами на северо-восток Иудеи, и примерно наказать жителей, особенно рьяно поддержавших взбунтовавшуюся иудейскую чернь. И то, что в этом районе находились Модиин и Бет– Хорон, особенно порадовало озлобленного неудачей Цилия Кая. Он им покажет, кто смеется последним!

У Кумана же были свои счеты с Бет– Хороном.

Цилий Кай знал, что у этого горного селения потерпели поражение, имперские войска сирийского наместника Цессия Галла, сводного брата Кумана. И в создавшейся ситуации он, Цилий Кай, будет рад помочь единомышленнику Куману

У самого Цилия Кая особую ненависть вызывало селение Модиин.

Провал его попытки арестовать и наказать бунтовщиков и последовавшее неудачное столкновение, едва не стоившее ему карьеры, вызывало неутолимую жажду мести.

Захватив в той позорной для него схватке молодую девицу, он намекнул этим смутьянам, что месть его будет беспощадной. И действительно он наслаждался её криками, когда бросил юную красавицу веселившимся солдатам.