Багровый закат

Люди все прибывали и прибывали. Многих Элька знал, то были хлеборобы, не раз приглашавшие Юдит засеять их небольшие земельные участки, и пастухи близких к Модиину селений. Некоторые из этих юношей были друзьями Давида. Они не раз покупали у Эльки фляги, кружки, горшки и иную кухонную утварь.

Вскоре весь обширный двор Шифры заполнился вооруженными людьми. И поток их не иссякал. Тем более странной казалась необычная тишина, стоявшая во дворе, переполненном людьми. Такая тишина бывает только пред бурей.

.

Вплотную к стене дома большим штабелем были сложены обожженные кирпичи. Они так и не были востребованы легионом.

Элька поднялся на этот штабель и сверху увидел, как люди, теснясь, расступались, чтобы дать возможность пройти Бен-Цуру, Нафтали и Корнелию.

Вскоре они оказались около Эльки.

Вперед вышел рав Нафтали. Выждал несколько минут, пока последний шорох затих. Оглядел собравшихся, кому-то ободряюще улыбнулся, несколько раз кивнул головой, тихо произнес:

– Тяжко быть иудеем… Прошли годы мучительной засухи, потом небо разверзлось, и вода смыла наши посевы, но Всевышний не оставил свой народ, и в этом году созрел обильный урожай хлеба, оливок, фиников, винограда.

И все же наши испытания еще не завершились.

Прокуратор Куман, отступив на Храмовой горе, решил наказать население всей Иудеи.

– Еще бы! – иронически вставил Шмуэль, – Кто мог противиться всемогущему Риму!?

– Мы! – раздался неожиданный возглас из гущи собравшихся. – Мы – сикарии! Это наша победа!! Мы не испугались римлян на Храмовой горе! И мы же показали Цилию Каю, кто здесь, в Иудее, настоящий хозяин.

– К сожалению, эта победа над небольшим римским отрядом не положила конец оккупации, – грустно сказал Нафтали,

– Зато развязала большую войну! – вновь раздался громкий, как удар молота, голос Шмуэля.

Нафтали поднял руку, прося тишины.

– Братья и сестры! Не об этом сейчас речь! Смелое, хотя и преждевременное выступление не привело, да и не могло привести к падению римского ига… Произошло то, что произошло. Сейчас не время и не место обсуждать кто из нас прав, а кто виноват.

В глазах карателей МЫ ВСЕ ВИНОВАТЫ!

Во дворе вновь воцарилась тишина. Была слышна лишь перекличка поющих дроздов и хриплые крики соек.

– Наместник Куман поручил Пятому легиону провести новую карательную операцию против нас.

Карателей возглавляет всем нам известный Цилий Кай.

– Посетивший нас дважды!! – раздался ядовитый голос Тарфона. – В третий раз он найдет здесь свою гибель!

Нафтали не ответив на реплику Тарфона, продолжал:

– Подобно саранче, каратели уничтожают все, встречающееся на их пути.

Особую ненависть у них вызывает наше селение. Они хорошо помнят вдохновляющую победу Маккавеев и попытаются разрушить Модиин. Стереть из памяти народа историческую победу!

– Не позволим!! – раздались десятки голосов, и над головами людей поднялся лес дротиков, мечей и кинжалов.

– Но чтобы устоять перед сильным врагом, одного героизма мало, – вновь поднял руку Нафтали, – мы должны объединиться! Наша главная сила в единстве ! Мы обязаны создать нашу иудейскую армию!

У нас совсем не осталось времени! Поэтому прошу поднять руку, кто согласен с созданием народного ополчения.

Поднялся лес рук, держащих оружие.

– Хорошо, – подытожил Нафтали. – Теперь выберем командующего….

– Бен-Цур! Бен-Цур! – сразу же ответили сотни голосов, заглушая имена Тарфона, и еще нескольких руководителей боевых групп.

– Так тому и быть! – сказал Нафтали, и, благословляя, возложил руки на преклонившего голову Бен-Цура.

Затем Бен-Цур выпрямился, сделал шаг вперед, и во вновь наступившей тишине негромко произнес:

– Каратели скоро будут здесь.

Он помолчал, чуть повысил голос, и четко, как клятву, произнес:

– Здесь наши дома, наши семьи, здесь наша земля, дарованная Всевышним. Нам некуда уходить. Мы останемся здесь навечно !

– Навеч-н-о-о-о! – отозвались сотни голосов. И эхо прокатилось над Модиином, над широкой долиной реки Аялон, достигло дальних ущелий Иудейских гор.

То была клятва людей, у которых никакая сила не сможет отнять их землю, их веру, их традиции.

Элька смотрел на Ривку, на брата Ноаха, и не мог понять, когда потерял с ними связь.

Без остатка отдавшийся гончарному делу, он упустил изменения, которые произошли в их жизни.

Они были воины, а он остался гончаром. Они уже воевали и жаждали битвы. А он мечтал о новых, эстетических формах. И в этих поисках, его полностью поддерживал Бен-Цур.

Именно Бен-Цур поведал ему многое о покойном отце Эльазаре, да будет незабвенным имя его. Из подробных рассказов Бен-Цура, Элька многое узнал и о своей матери – Эсте.

Бен-Цур не раз подчеркивал её природное эстетическое чутье. Её умение находить нужные краски, о невероятно широком видении этих красок – серых и мутных до обжига, и сказочно ярких после огневой обработки.

Теперь же, глядя на Бен-Цура, Элька не узнавал и его. Исчезла столь знакомая теплая улыбка. Густая белая борода оттеняла смуглое, покрытое морщинами лицо. И это лицо было сосредоточенным и печальным.

Элька смотрел и удивлялся – перед ним был Бен-Цур и вместе с тем совсем другой человек. Чуть приподнятый подбородок, прищуренные глаза, сосредоточенный – все излучало незнакомую Эльке энергию и силу. Эту силу подчеркивал и высокий рост Бен-Цура.

Его окружали люди, что-то спрашивали, он неторопливо отвечал, и Элька слышал его голос, в котором уже не было столь знакомой ему мягкости и теплоты.

– Моим заместителем и начальником второй тысячи будет кузнец Шмуэль, – четко произнес он. Третью тысячу возглавит его храбрый сын Ноах.

Однако Ноах неожиданно запротестовал.

– У нас уже есть командир – Тарфон!… – Ноах хотел еще что-то сказать, но Бен-Цур с неожиданной жесткостью оборвал его:

– Времени на обсуждение не осталось! Каратели на пути к Модиину. Тарфон войдет в военный Совет. Это всё! – сказал он тоном, не терпящим никаких возражений.

– Каждый командир без исключения будет выполнять мои, и только мои приказы. Война – есть война! – Затем Бен-Цур тихо, но, но отчетливо добавил: – Не мы были причиной этой войны, но мы сделаем все, чтобы победить. У нас нет другого выхода.

В военный совет ополчения войдут командиры тысяч, сотен, а также Корнелий, Тарфон и представитель Синедриона рав Нафтали.

– Это предательство! – раздался истеричный крик Тарфона. – Как ты можешь назначить в Совет ополчения чужеземца?! К тому же бывшего легионера? Это двойное предательство! Да и в тебе мы еще должны хорошо разобраться!!

То была капля, переполнившая чашу терпения. Раздались сотни протестующих голосов. Трудно было понять кто против кого.

Элька видел, как легко, словно таран, к Бен-Цуру протиснулся кузнец Шмуэль. Он поднял над головой тяжелый кованый меч. Двор медленно затих. Шмуэль опустил оружие и с едкой иронией произнес:

– Нет в мире более мощной и более грозной силы, чем кричащая на все голоса и размахивающая руками толпа иудеев! Как только римские легионеры увидят нас в таком кричащем состоянии, они, несчастные… в ужасе разбегутся!!!…

В наступившей тишине раздался чей-то приглушенный смех. Элька сразу же узнал голос Ривки. Затем засмеялся Ноах. Вскоре во дворе не было ни одного человека, не вытиравшего слёзы от продолжительного хохота.

Но когда рав Нафтали приподнял руку и вышел чуть вперед – смех затих.

– Единственное, что прошу у Адоная, сказал он негромко, – чтобы мы так же, от души смеялись, радуясь нашей победе.

– Амен! – дружно ответили сотни голосов.

– Теперь мы все воины, – продолжал Нафтали, – мы избрали свого командующего. Я знаю его многие годы. Он достоин быть нашим военным вождем. И да держит над нами свою благословенную длань наш Всемогущий!