Байки Семёныча. Вот тебе – раз!

Так что, как вы сами теперь можете видеть, эти славные парни, помимо неустанного труда в познании наук всяческих, находили и время, и возможность разнообразить жизнь высшей школы пусть иногда и аляповатыми, но все-таки яркими пятнами своего присутствия. Нескучно, одним словом, тогда было в универе. Ни одного дня нескучно. Однако, помимо случаев группового восторга разума и коллективного выпадения за рамки общепринятой морали, бывали у баламутов и персональные примеры бесшабашного веселья. Произошла одна такая история и с Юркой.

Юрку самым странным образом с младых ногтей постоянно двигали на руководящие должности. Ну, скажем, должность председателя пионерской дружины в средней школе, хоть и можно назвать руководящей исключительно с большой натяжкой, потому как она все-таки «пионерская», но, как ни крути, а председатель. Большой человек! А цельное президенство как вам, а? А он им, президентом, целый год пробыл. Ну не республики, конечно, какой-нибудь или штатов, скажем, объединенных, нет, помельче. Президентом школьного клуба интернациональной дружбы, сокращенно КИД, его единолично выбрала и назначила преподавательница немецкого языка, который Юрка на тот момент со всем рвением изучал. Президентствовать Юрке нравилось лишь в том случае, когда после уроков в школе задерживаться не приходилось и нужды на какие-то невнятные слеты ездить не было, драгоценное время единственного выходного впустую растрачивая. Ну а потому как оставаться после уроков и ездить приходилось достаточно часто, уже к концу своего первого президентского срока Юрка взял самоотвод и о интернациональной дружбе больше не задумывался. Да его бы и секретарем комсомольской ячейки родной школы наверняка сделали. Но на первом своем собрании комсомольского актива, который вела молоденькая учительница черчения, он уснул, а на втором – ржал как конь, не имея в себе ни сил, ни желания прекратить. За что и был изгнан с сего торжественного мероприятия и исключен из кандидатов на высокую руководящую должность. Но кто бы и что бы ни говорил, даже на грустные финалы его руководства невзирая, в ипостась эту его всегда и везде тянули и пристроить в начальники норовили.

Случилось это и в универе. Кем-то очень ответственным и важным в деканате было принято решение взять да и назначить Юрку старостой группы. Почему? Неизвестно… То ли потому, что он на пару-тройку лет старше своих однокурсников был, то ли по той причине, что он, уже в Советской армии отслужив и взрослой жизни хлебнув полным ртом, на мир смотрел глазами вполне серьезными, то ли оттого, что, от природы изрядной харизмой одаренный, почти мужчиной Юрка уже в десятом классе выглядел. Не суть важно. Решили, как бы там оно ни было, и прямо первого сентября его старостой и назначили. Главным, стало быть, поставили.

Принимая во внимание тот факт, что Юрка в универ стремился еще и за тем, чтоб от взрослой жизни отсрочку взять и в беззаботном юношестве подольше зависнуть, большей вольницы, чем при нем, ни группа, ни человечество в целом не знало за всю свою историю. Анархическое Гуляйполе с Нестором Ивановичем во главе, своей свободой и самоуправлением к той вольнице и разгильдяйству, которые Юрка своей любимой группе даровал, возможно, немного и приблизилось, но все ж таки сильно недотянуло. Нет, недотянуло. Из всех многочисленных обязанностей старосты Юрка с упоением занимался только торжественной сдачей экзаменов с обязательным подношением застолья и «небольших презентов» принимающим преподавателям и выступал в роли «командира подразделения» на занятиях по начальной военной подготовке. Одногруппники же, брошенные на произвол управленческой судьбы, старались организовать свою студенческую жизнь самостоятельно, не прибегая к помощи старосты.

Но история эта произошла не из-за управленческого разгильдяйства, нет. История случилась из-за стипендий. Вернее, из-за их выдачи. Дело все в том, что в те дремучие времена медленные и громоздкие вычислительные машины в массе своей существовали разве что в каком-нибудь секретном КБ или государственном заведении навроде Госплана. Ну, чтобы наши потребности в носках, зерне кукурузы и легковых автомобилях на душу народного населения правильно посчитать, с бумажными листочками и цветными карандашами не заморачиваться. Ставили их туда для натужного вычисления не самых сложных расчетов, и они, эти расчеты аж по целых шесть штук в день производя, даже еще и не думали называться «персональными». Они, эти громадные ящики, тогда ЭВМ назывались. Электронно-вычислительная машина, понимаешь! А? Внушает же, правда?! В Юркином универе, к примеру, было всего с десяток таких ЭВМ, и располагались они исключительно в аудитории программирования для того, чтобы будущие математики и математички могли на этих чудо-вычислителях в Фортране или Бейсике пару строк кода попробовать написать. Да и то по мощностям своим и быстродействию были эти ЭВМ раз в пять слабее самого среднего мобильного телефона, который сегодня в кармане любого школяра сыщется.