Ну сами посудите, товарищи дорогие, какие такие блага несли все эти замысловатые телодвижения такому замечательному и такому ответственному старосте? Общественное признание и восторг облагодетельствованной толпы? Чувство выполненного долга и восторг триумфатора, спасшего общество? Или, может быть, признание руководства и восхваление его заслуг на скрижалях деканата, а лучше – ректората? Да не-е-е-ет! Неблагодарные однокурсники могли со всего размаха в него окаменевшей конфеткой кинуть, а киношный билет ничтоже сумняшеся могли предложить засунуть куда-нибудь поглубже в ландшафтные складки собственного тела. А декану о таких упражнениях было бы лучше совсем не рассказывать. Ну мало ли как человек среагирует. Так что, учитывая все эти совсем не радостные факторы, но продолжая иметь над головой нерешенную проблему лишних копеек, поискать «нужное и важное» следовало еще раз и более усердно. Юрка еще раз напряг свой недюжинный мозг и удивительно богатое воображение, и решение, прекрасное и замечательное, все ж таки нашлось! Нужными и чрезвычайно важными оказались марки славного Международного движения Красного Креста и Красного Полумесяца, завалявшиеся у Юрки в изрядном количестве еще со школьных времен!
Все дело в том, что, явившись на свет ровно в день рождения комсомола, Юрка был торжественно поздравляем каждый свой ДР на торжественной школьной линейке и, как я уже говорил, очень активно продвигался по общественной линии на разные уровни руководящих должностей. Видимо, очень символичным казалось тогдашним его руководителям и ВЛКСМовским секретарям иметь «при должности» парня, так славно совпадающего по дате рождения со знаменательным праздником годовщины не менее славного союза советской молодежи. Будь он чуть больше расчетливым карьеристом и чуть меньше бесшабашным разгильдяем и продлись эпоха СССР еще, скажем, лет сто – сто пятьдесят, совершенно точно построил бы Юрка вполне себе успешную партийно-политическую карьеру и наверняка в какую-нибудь номенклатуру вляпался бы. Но так как не случилось ни того, ни другого, в большие партийно-хозяйственные руководители и пенсионеры союзного значения Юрке выбиться так и не удалось. А ведь как все хорошо могло сложиться!
На Юрку же, разгильдяя, все время норовящего умчаться в пыльную даль улиц, плюнув на «всю важность политического момента», школьное руководство и комсомольский актив со временем махнули рукой и как на возможного преемника Леонида Ильича рассчитывать перестали. И все ж таки, где-то в глубине своих номенклатурных душ надеясь на то, что «подрастет – поумнеет», Юрку из орбиты общественной жизни насовсем не выпускали и время от времени поручали ему некоторые второстепенные задачи. Вроде распространения марок Международного движения среди школоты.
Финансовым результатом такого распространения никто сильно не заморачивался, и потому, выдавая марки толстыми пачками марочных листов, возврата не менее толстых пачек денег от Юрки никто не требовал. Сам же Юрка, в полной мере осознавая свою финансовую безответственность, нумерическим значением розданных марок и охватом аудитории, эти марки получившей, не заморачивался совсем. Достаточно было обложки его дневника, уже в три слоя обклеенной этими меленькими красно-зелеными квадратиками. Все остальное, не проданное любимым одноклассникам и другим ни в чем не повинным школьникам, складывалось им дома «до поры до времени». Диву даешься, как этот Красный Крест при таком подходе вообще существовать умудрялся. Я так думаю, голодали бедняги. Голодали и в отрепье ходили.
И вот, всплыв из темных глубин его памяти, эти самые, так рачительно сохраненные марочки как раз и явили собой решение проблемы: «Где же, блин, на всех мелочи-то набрать?!!!» Время марок и добровольного общества Красного Креста и Красного же Полумесяца наконец-то пришло! Учитывая номинал такой марки в десять копеек, целых пять марок, выданных взамен недостающих монеток, по Юркиному мнению, были удивительно изящным и совершенно логичным решением уже поднадоевшей проблемы. Одногруппникам же его, за исключением разве что Ильхана, учившимся в иных школах, где марки раздавали и взносы собирали более ответственные люди, обмен «деньги – марки» был не только привычным, но и вполне объяснимым. А что тут такого? Деньги взяли – марки дали. Всегда же так было. Все чинно, благородно, и никаких сомнений.