Байки Семёныча. Вот тебе – раз!

И далее при каждой выдаче стипендии половинка рубля удерживалась им то в «Фонд голодающих детей Замбези», то на «Очень капитальный ремонт первого трактора целины», то на «амбулаторное лечение отважно спасенных челюскинцев». Правда, некоторые из студентов, хорошо изучившие историю родной страны еще в школе, немного сомневались в том, что подвиг челюскинцев был совершен буквально на днях, и в том, что его участники, героически снятые с огроменной льдины, прямо сейчас нуждаются в оздоровительных процедурах. Юрка же с такими аргументами полностью соглашался и, широко сияя доброй улыбкой, от всей души хвалил такого эрудита. Хвалил, но аргументировал сбор денег на полярных зимовщиков тем, что: «Права Зазена, ой как права! Давно это, конечно же, было. Не теперь. Ни словом не врет передовая первокурсница! Но, однако ж, вы о другом подумайте, други мои! Вы о том подумайте, что храбрецам полярной зимовки лет теперь сильно много и им, героям ледовых полей, это самое здоровье теперь очень сильно поправить требуется! Оттого и собираем…» Аргумент был более логичным, нежели необоснованные сомнения заучки Оли-Зазены, и оттого одногруппники, воодушевленные своей сопричастностью ко всему прогрессивному человечеству в его благих деяниях, не сильно возмущались и практически не грустили о судьбе недополученной половинки рубля. Совсем другое, как позже выяснилось, некоторых из них беспокоило и спать не давало. Очень сильно беспокоило и очень сильно не давало!

Вот как раз по причине этого самого беспокойства отдельных индивидов сбор средств в интересах пивного Радика и завершился. Подкачала Юрку финансовая дисциплинированность и немного излишняя наблюдательность одного из одногруппников. И вот как это на Юркину голову нагрянуло: сдав очередное пожертвование на нужды благих свершений, славный своими успехами в учебе, но не проникшийся духом единения с мировым сообществом юноша с прекрасным именем Алишер заявился в деканат. Заявился и, отсидев в приемной короткую очередь страждущих, долго сетовал секретарям на то, что: «Вот вчера сдавал пятьдесят копеек на “Яростную борьбу с мировым империализмом”? Сдавал! И на челюскинцев в прошлый раз тоже сдавал, не пожадничал! И в “Накопления Всемирного фонда Третьего интернационала” тоже свою лепту внес! Все чин чинарем, как положено… А староста наш денег с меня для великих свершений, которых я, как сознательный комсомолец, ни за что не супротив, взял, но марок, мне причитающихся, так и не выдал! Забыл, наверное. И даже, может быть, спаси и сохрани, себе те прекрасные марочки оставил». И приняв широко распахнутые глаза секретарей за просьбу пояснить, чего он, собственно, от деканата хочет, уточнил, что неплохо было бы ему, Алишеру, эти марочки в руки получить. Потому как «сдавал же!»

Бог ты мой, что тут началось!

Средневековая инквизиция, спалившая Джордано Бруно на жарком костре за его шарообразные убеждения, а перед этим того же Джордано пытавшая с чувством и обстоятельно, выглядела жалкой неумехой, источающей милое дружелюбие, по сравнению с деканом физмата, взявшимся за Юркино воспитание и развенчание низости его поступка. Взявшегося со всей решительностью пламенного коммуниста и борца с попирателями общественных норм и устоев. Разрывая Юрку на части и испепеляя получившиеся останки глаголом праведного гнева, в деканате ему припомнили и поставили в укор совершенно все. И наставления мамы о честности и правдивости, позорно забытые Юркой, и неизбывный позор папы за его падение на самое дно морали, и товарищеское порицание, которое в самом скором времени будет вынесено ему на всеобщем собрании пострадавших. Также не забыли упомянуть о том, что такое безответственное и нахальное поведение, скорее всего, граничит с положениями Уголовного кодекса, исходя из которого и по представлению декана Юрка теперь никак не меньше, чем международный преступник в статусе «capo di tutti capi[3]». В самом финале и под занавес терзаний ему даже Моральный кодекс строителя коммунизма и Устав Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи припомнили и, сообщив, что никогда теперь Юрке не быть коммунистом, хором выпалили в него жгучим словом: «Позор!!!»

В общем, по мнению декана выходило, что Юрка, будучи теперь врагом человечества, чуть-чуть не дотянувшим в своей мерзости до падшего Асмодея или истеричного Адика Шикльгрубера, заслуживает не просто мучительной смерти как минимум, но даже увольнения с уважаемой должности старосты с последующим и практически мгновенным изгнанием из университета. Навсегда! На веки вечные! А преподаватель математического анализа на узбекском потоке, славный Парда Ишмуминович, в изложении которого «пфункция биваит перЕменная», даже предлагал, дабы позор и ярость наказания были еще более пламенными, при изгнании Юрки на выходе из универа дать ему увесистый пендель. Размашистый такой пендель дать предлагал. Но так как предлагал он это на русском языке, его никто не понял, и идею из-за невнятности изложения на вооружение не взяли. Решили просто так выгнать.