Бакарди и долгая битва за Кубу

это будет «тяжелое… мероприятие, особенно на начальных этапах», и так оно и

случилось. Революция потребовала демонтажа капиталистической экономической

системы, искоренения целого социального класса, замену «буржуазных» политических

институтов и свободных СМИ новыми структурами государственного контроля и

однопартийного правления.

Кастро нужно было время, чтобы запустить механизмы революции, - отчасти

поэтому он сразу после свержения Батисты сформировал правительство из уважаемых в

обществе носителей умеренных взглядов. Лишь единицы кубинцев понимали в то время,

что ключевые политические решения в первые месяцы после переворота принимались

вовсе не правительством, а существовавшей параллельно группировкой, которая тайно

встречалась в домике на берегу моря в получасе езды от центра Гаваны. Кроме Фиделя

Кастро, в эту группировку входили его брат Рауль, Че Гевара, Вильма Эспин и горстка

других, в большинстве своем – убежденных марксистов-ленинистов. Группа позволяла

назначенному кабинету министров продвигать свою умеренную программу реформ, не

информируя его о том, что строятся куда более радикальные планы. Министр финансов

Руфо Лопес-Фрескет в книге «Четырнадцать месяцев с Кастро» вспоминал, что был так

счастлив, когда Фидель одобрил закон о налоговой реформе в мае 1959 года, что не

сдержался и обнял его – но тут заметил, что Фидель смеется. «Возможно, когда придет

время применять закон, не останется ни одного налогоплательщика», - с усмешкой

заметил Фидель.

К концу 1959 года были уволены двенадцать из двадцати одного министра,

которых Кастро выбрал в феврале – кто-то подал в отставку сам, кого-то заставили уйти

силой. Друга Пепина Боша Фелипе Пасоса в Центральном банке сменил Че Гевара,

который ничего не понимал в экономике и вдохновлялся примером советского блока.

Более резкой и символичной перемены в министерстве нельзя было даже вообразить.

Судя по всему, Че Геваре нравилось высмеивать и унижать ведущих бизнесменов, с

которыми он встречался. Однажды его спросили, какой ему видится роль частного

предпринимательства в будущем Кубы, и он ответил, что в стране полно тротуарных

бордюров, которые нужно красить. Он предсказал, что правительство будет

контролировать «важные» предприятия, а частным производителям будет позволено

производить товары вроде дамских сумочек. Кубинские бизнесмены не понимали,

серьезно ли говорит Че Гевара и транслирует ли он точку зрения Кастро, однако в декабре

1959 года появились неопровержимые признаки намерений правительства – оно

конфисковало «Текстилера Аригуанабо», крупную фирму по производству текстиля,

которой владела семья Хеджес из Нью-Йорка. Компания «Ром «Бакарди»» стала

крупнейшей промышленной фирмой, которая все еще оставалась в частном владении.

Кубинская Национальная организация производителей в отчаянном стремлении

оградить свои предприятия от посягательств составила план, который должен был

произвести впечатление на власти. Они хотели провести закон, согласно которому доля с

прибылей кубинских предприятий должна была отходить в фонд для поддержки

индустриального развития страны. В начале 1960 года к министру финансов Руфо Лопесу-

Фрескету была отправлена делегация, которая должна была изложить эту идею. К этому

времени Лопес-Фрескет уже убедился в том, что Фидель Кастро и Че Гевара не

заинтересованы в защите частных предприятий на Кубе, так что он посоветовал

бизнесменам не тратить времени попусту.

Поворотный момент в представлении о будущем Кубы, которое готовил ей Кастро,

наступил предыдущей осенью, когда он приказал арестовать Убера Матоса,

командующего повстанческой армией, который был военным губернатором провинции

Камагуэй. У Матоса хватило храбрости лично заявить Кастро, что его тревожит растущее

коммунистическое влияние, а когда Кастро проигнорировал его протест, Манос подал в

отставку, сказав, что он боится стать «препятствием на пути революции», если останется

на высоком посту. В то время Кастро и его союзники еще не вполне консолидировали

власть, и он понимал, что любое обвинение в коммунизме в адрес правительства может

причинить серьезный ущерб. Поэтому Кастро тут же приказал арестовать Матоса,

объявил его агентом реакционных сил и обвинил в том, что тот пытается выслужиться

перед Соединенными Штатами. На очередной масштабной демонстрации несколько дней

спустя Кастро высказал в адрес Матоса несколько беспочвенных обвинений, а затем

обратился к толпе и спросил, как следует с ним поступить. «¡Al Paredon! – ответила толпа.

– К стенке!» Два месяца спустя состоялся суд над Матосом; в защите диссиденту было