Бакарди и долгая битва за Кубу

решеткой. Оба были известными в городе людьми, а поскольку власти располагали

прекрасно организованной сетью осведомителей, невозможно себе представить, чтобы

юношей не узнали. Скорее всего, спасло их высокое положение. Кроме того, испанские

официальные лица, вероятно, учли, что Бакарди ратовали не за революцию, а за реформы,

и поэтому решили, что не в интересах режима чересчур радикально поступать с ними и с

другими reformistas. В то время за городом поднимало голову вооруженное восстание, и

власти не желали подливать масла в огонь.

Прошло несколько недель, и бои уже велись в предместьях Сантьяго. В канун

Рождества испанские войска и милиция заняли позиции на перекрестках, и пронесся слух,

что в городе вот-вот появятся повстанцы. Однако на самом деле повышенные меры

безопасности были приняты перед встречей губернатора с эмиссаром повстанцев.

Посланец в сопровождении офицера испанской кавалерии въехал в город верхом, явно не

придавая значения тому, что его могут схватить и убить. К изумлению старых друзей,

учеников и соседей это оказался ни кто иной, как Пио Росадо, бывший школьный учитель,

спустя всего два месяца после бегства в горы успевший стать полковником

революционной армии. Росадо привез письмо от Карлоса Мануэля де Сеспедеса с

жалобой на то, что испанские солдаты казнят пленных повстанцев без суда и следствия.

Сеспедес предупреждал губернатора, что если тот не положит конец этой практике,

восставшие введут ее у себя. Губернатор отклонил жалобу, однако приказал выпустить

Росадо из города. Когда Росадо вышел из губернаторского дворца, то обнаружил, что

компания voluntarios отрезала стремена у его седла. «Идиоты», - вздохнул он, ловко

вскочил в седло и гордо выехал из города.

Контрреволюционные меры испанцев опирались на добровольцев, однако те были

так жестоки, что это подчас смущало даже колониальную администрацию. Любой

испанский чиновник рисковал навлечь на себя беду, если вел себя с повстанцами

недостаточно сурово, поскольку voluntarios предпочитали подавить восстание военными

силами, а его гражданских сторонников – террором. Некоторые группировки voluntarios

можно считать кубинскими предшественниками фашистского ополчения, возникшего

много лет спустя в захваченной нацистами Европе, или белых расистских банд,

нападавших на чернокожих алжирцев или южноафриканцев. Да и методы вербовки

новобранцев у них не отличались тонкостью – это Эмилио Бакарди узнал на собственном

опыте. Когда группа местных voluntarios объявилась на пороге его дома и потребовала,

чтобы он вступил в их ряды, Эмилио отказался их впускать дальше прихожей. «Если вы

добровольцы, вам тут делать нечего, - сказал он. – Я не просил у вас оружия».

Последовала перебранка и обмен затрещинами. «Добровольцы» ушли только после того,

как Эмилио выхватил у их предводителя винтовку, приготовленную для новобранца,

выбросил ее через окно на улицу и велел незваным гостям убираться из отцовского дома.

Противоречия между политикой и социальным положением поставили Эмилио в

труднейшее положение. Ему уже исполнилось двадцать четыре, и юность и начало

взрослой жизни прошли в непрерывных метаниях. Он разрывался между преданностью

родной семье, владевшей рабами, и собственным неприятием рабства, между верностью

отцу и семейному предприятию – делу всей отцовской жизни, - и стремлением бороться за

свободу Кубы, которому он посвящал все больше времени и сил. Эти противоречия

проявлялись все сильнее, особенно теперь, когда Эмилио взял на себя больше

обязанностей и в семье, и в отцовской компании по производству рома, а там

коммерческие соображения зачастую приходилось сообразовывать с политической

реальностью. Эмилио всегда удавалось интуитивно нащупать компромиссное решение,

однако испанские власти заняли такую непримиримую позицию, что «золотая середина»

стремительно исчезала.

Переломный момент для Эмилио настал весной 1869 года. 26 марта, в Страстную

Пятницу, торжественная религиозная процессия, шествовавшая через центр Сантьяго,

была вынуждена остановиться, заслышав крики «¡Viva Cuba libre!». Полиция ринулась в

толпу в поисках провокатора, началось столпотворение. Власти схватили молодого раба

по имени Корнелио Роберт, принадлежавшего влиятельному сантьягскому анти-

испанскому активисту; всего через несколько часов испанская военная администрация

подвергла его трибуналу. Испанские колониальные власти помнили, что революция рабов

на Гаити привела к тому, что Франция потеряла эту колонию, и твердо решила