обращаться с подозреваемыми в симпатиях к рабам-повстанцам со всей возможной
жестокостью. Против Роберта нашлись улики, и его обвинили в
или предательстве, - и назавтра рано утром расстреляли. «Испанские власти хотели
донести определенное послание, - писал историк Сантьяго Эрнесто Буш Лопес, - и
никакие юридические последствия их не страшили. Они намеревались совершить серию
«легальных убийств», чтобы запугать население». В течение недели были арестованы и
практически сразу расстреляны еще несколько предполагаемых сторонников повстанцев.
Власти расширили понятие
убежища и сведений, выражение подрывных и бунтарских взглядов, распространение
пропаганды «и все прочее, что имеет отношение к политике и нарушает мир и порядок в
обществе либо еще каким-то образом подрывает целостность народа».
Эмилио Бакарди был в ужасе от кровавых расправ, отказался от воззрений
задание добывать деньги на покупку оружия и амуниции для повстанческой армии и
служил посредником между засевшими в горах бойцами, их сторонниками в Сантьяго и
изгнанниками, поддерживавшими революцию из-за океана. Согласно семейной легенде,
Эмилио и сам хотел присоединиться к повстанцам в горах, однако его товарищи убедили
его, что в городе он принесет больше пользы. Вероятно, задание, которое получил
Эмилио, было ничуть не менее опасным, если учесть, какая разветвленная сеть испанских
шпионов работала в Сантьяго и что грозило Эмилио, если бы вскрылось, что он
поддерживает дело повстанцев.
Вскоре в неловком положении оказался уже дон Факундо. Он не поддерживал
революцию, однако и репрессивная политика колониальной администрации ему не
нравилась. Когда он обнаружил, что некоторые его «полуостровные» сограждане из
«Сиркуло Эспаньол» финансируют батальоны смерти
из организации. Этот поступок и нежелание выдать Эмилио вскоре навлекло на Факундо
серьезные неприятности с властями. Однажды его с женой вызвали в губернаторский
дворец в Сантьяго на ковер к губернатору, который в ярости спросил, как они допустили,
чтобы их сыновья якшались с мятежниками. Дон Факундо был оскорблен и отказался
отвечать, но донья Амалия ничуть не испугалась.
- Они уже взрослые и имеют право сами выбирать, - твердо сказала она. – Не нам
диктовать им, что делать и чего не делать.
В бешенстве от ее дерзости губернатор заявил, что семейство Бакарди – «плохие
испанцы», и велел Факундо и Амалии покинуть дворец.
* * *
История Бакарди с небольшими вариациями повторялась по всей Кубе– во всех
домах, где рожденные на Кубе сыновья примыкали к движению за независимость,
невзирая на возражения отцов-испанцев, верных Мадриду или даже ратующих за
колониальную администрацию. В Гаване юный сын испанского солдата посчитал
кубинскую революцию делом всей своей жизни.
Хосе Марти, которому суждено было стать величайшим национальным героем
Кубы, в школьные годы демонстрировал столь выдающиеся способности, что когда его
отец был переведен в гарнизон далеко от города, директор Гаванской муниципальной
школы для мальчиков, поэт-патриот по имени Рафаэль Мариа де Мендиве, предложил,
чтобы паренек пока жил у него. Мендиве сделал для юного Марти то же самое, что и
Даниэль Коста и Франсиско Мартинес Бетанкур для Эмилио Бакарди – научил
самостоятельно мыслить.
Марти было всего пятнадцать, когда Карлос Мануэль де Сеспедес освободил своих
рабов и положил начало кубинской революции, однако юноша пристально следил за тем,
что он впоследствии назвал «славной и кровавой подготовкой» к этому моменту. В
октябре 1869 года, перед первой годовщиной революции, Марти арестовали из-за
найденного в его доме неотправленного письма, подписанного им самим и адресованного
однокласснику, собравшемуся в испанскую армию. Видимо, в этом письме Марти
пытался его отговорить. Марти едва исполнилось семнадцать, однако испанские власти
приговорили его к шести годам каторжных работ в тюрьме при каменоломне. Для Марти
это время непосильного труда стало возможностью научиться на страданиях других
заключенных, многие из которых попали на каторгу из-за участия в революционной
деятельности. Через несколько месяцев родителям удалось сократить сыну срок, а затем
заключение было заменено ссылкой в Испанию. Вскоре после прибытия в Испанию
Марти опубликовал красноречивый рассказ о своем пребывании в тюрьме «El presidio
político en Cuba» («Политическая тюрьма на Кубе»). Марти только-только сравнялось
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное