Бакарди и долгая битва за Кубу

на тот момент стало путешествовать поездом. Сельская местность уже была полностью

под контролем повстанцев, почти каждый день происходили стычки с испанскими

войсками. Полиция расставила кордоны на всех дорогах, ведущих из Сантьяго, чтобы

останавливать молодых кубинцев, которые направлялись в горы, к мятежникам, но

многим все равно удавалось проскользнуть – и частенько на поезде.

Одним из таких молодых людей был семнадцатилетний Эмилито Бакарди, одиноко

стоявший на платформе. С родными он попрощался дома, так как знал, что на вокзале

полным-полно шпионов и агентов тайной полиции. Когда с начала второй войны за

независимость Кубы прошло примерно полтора месяца, Эмилио задумал примкнуть к

повстанцам. И сам он, и его младший брат Даниэль с раннего детства слышали рассказы о

первой войне и о роли, которую играл в борьбе их отец. Братья договорились при первой

же возможности вместе отправиться в горы. Однако отец остановил Даниэля, которому

только-только сравнялось шестнадцать, - тот был болезненным мальчиком и едва ли

принес бы пользу повстанцам, - но Эмилито летом должно было исполниться

восемнадцать, и Эмилио понимал, что он вправе принимать решение сам. Однако по

собственному опыту Эмилио знал, что его сына ждут смертельные опасности, если он

станет бойцом революционной армии, и когда тем утром они с Эльвирой обнимали своего

мальчика, то понимали, что, возможно, видят его в последний раз.

Эмилито увидел нескольких испанских солдат, беспокойно меривших шагами

платформу; на солдатах была форма из тонкого хлопка и соломенные шляпы. Юноша мял

в руках билет, изо всех сил стараясь выглядеть непринужденно. Если его спросят, он

скажет, что едет к приемной бабушке, матери Эльвиры Капе, - и это была правда: так уж

случилось, что ее кофейная плантация неподалеку от города Ла-Майя стала местом сбора

для революционеров-новобранцев. С собой у Эмилито был чемоданчик и никакого

оружия, кроме перочинного ножика, - а еще у него не было никакого военного

образования и ни малейшего представления о том, что он может предложить

революционной армии, кроме решимости сражаться за дело Cuba Libre.

Эмилито вышел из поезда в Эль-Кристо, примерно в семи милях от Сантьяго,

«одолжил» лошадь и направился на плантацию Капе, которую местные жители называли

Санто-Доминго. Чернокожий погонщик мулов по имени Сиксто, работавший на

плантации, но имевший связи с mambises, свел Эмилито с ближайшим отрядом. Вскоре – в

основном благодаря отцовскому положению в обществе и репутации в революционном

движении – Эмилито получил винтовку и собственного коня. Не прошло и двух месяцев,

как он начал участвовать в боевых действиях.

После нескольких месяцев боев Эмилито попал под начало самого генерала

Антонио Масео – «Бронзового титана». Воспользовавшись старинным знакомством,

Эмилио написал Масео письмо: «Генерал, мой сын отправился на войну, и мне бы

хотелось, чтобы он сражался под вашим началом». Разумеется, подобное решение никак

не способствовало безопасности Эмилито. Отвага и дерзость Масео вошли в легенду. Те,

кто бился рядом с ним, заражались его бесстрашием и обычно следовали за ним, поэтому

отправляться в бой под командованием Масео было рискованно. С другой стороны, не

приходилось сомневаться, что Масео позаботится о сыне близкого друга. Получив

письмо, Масео сразу послал за Эмилито, сделал его младшим лейтенантом и назначил

своим адъютантом.

«Это был самый волнующий миг в моей жизни, - вспоминал впоследствии

Эмилито о своем назначении. – Я был так близко к Масео, я пожал ему руку, я услышал

его голос. Я уже воевал под его началом и уже давно восхищался им во всем великолепии

его военного гения».

Таков был идеал кубинской революции – белый юноша из хорошей семьи считал

честью для себя воевать под командованием темнокожего генерала, который когда-то был

погонщиком мулов и вел свой род от рабов. Для подлинного революционера расизм был

не просто неприемлемым – он был непатриотичным. Cuba Libre должна была стать

страной, где правят кубинцы, - страной для всех кубинцев.

* * *

Эмилио Бакарди и сам хотел отправиться в горы и примкнуть к Масео и другим

командирам, которых он знал долгие годы и с которыми вместе вел подпольную работу,

но Эльвира и их друзья быстро отговорили его. Ему было пятьдесят, и здоровье не

позволяло ему выносить тяготы партизанской войны. К тому же он плохо видел и

совершенно терялся без очков с толстыми линзами. У них с Эльвирой уже были три

общие дочери – в придачу к шестерым детям Эмилио от Марии. Надо было управлять

семейным предприятием. Свояк Эмилио Энрике Шуг оказался ценнейшим приобретением