Бакарди и долгая битва за Кубу

Бофиллу, директору музея в Сантьяго: «Это молодая женщина. Она была хороша собой и

прекрасно сохранилась». Когда мумия прибыла в порт Сантьяго, кубинские таможенники

не знали, какой пошлиной ее обложить. Одни предлагали считать мумию произведением

искусства, другие утверждали, что ее следует отнести к категории «сушеное мясо».

Эмилио Бакарди и Эльвира Капе были крайне необычными кубинцами даже по

свободным меркам той поры. Сторонники свободомыслия в классическом понимании

этого слова, они презирали церковь и воспитывали в детях особую чувствительность к

социальным и политическим вопросам. Оба были адептами теософии –

спиритуалистического движения, сочетавшего в себе элементы буддизма и индуизма и

провозглашавшего идеи вселенского братства и гуманизма. Поскольку Эмилио и Эльвира

стремились пробудить в детях творческое начало, они отправили двух своих дочерей –

Мимин и Лалиту – в прогрессивную «Школу Раджа-Йоги» в Пойнт-Лома в штате

Калифорния; основным принципом обучения в школе было «свести к абсолютному

минимуму механическую работу по запоминанию и посвятить время развитию и

воспитанию внутренних чувств, способностей и скрытых талантов». Мимин проявила

интерес к рисованию и скульптуре, и Эмилио и Эльвира отправили ее учиться в Париж, а

затем в Нью-Йорк, где она стала активной участницей суфражистского движения. Много

лет спустя дочь Мимин писала, что Эмилио «учил ее и ковал ее характер с тех пор, когда

она была маленькой, и в итоге мировоззрение ее было куда шире, чем было принято в те

времена».

В особенности Эмилио раздражали религиозные догмы. Он считал себя

христианином в самом широком смысле слова, а когда был в Палестине, то оказался

глубоко тронут возможностью пройти по следам Иисуса Христа, однако рассказ о

Палестине в «Hacia tierras viejas» показывает, что он сомневался в божественной природе

Христа. «Церковь, именующая себя твоей, уходит от тебя все дальше и дальше, - писал

Эмилио, - так же далеко, как и любой человек, исказивший твой образ настолько, чтобы

называть тебя Богом». Однако враждебность, с которой Эмилио относился к официальной

церкви, коренилась не столько в теологии, сколько в представлении о церкви как о

политическом институте. Палестина была для него местом, где зародилась «доктрина

мира и братства всех народов, во имя которой ее самозваные толкователи и охранители

неустанно проливали кровь и насаждали [свою веру] силой, а не убеждением и любовью,

освященными мученичеством ее основателя».

Эмилио считал, что католическая церковь на Кубе стала орудием репрессивной

колониальной власти. Одно из самых яростных его антиклерикальных выступлений

датируется августом 1910 года, когда он написал мэру Баямо письмо с протестом против

решения задействовать местную церковь в мемориальной церемонии в память Франсиско

Агилеры, героя первой войны за независимости, который сражался рядом с другом

Эмилио плантатором Мануэлем де Кеспедесом. «Вспомните, что эта самая католическая

церковь – от Рима до приходских священников здесь, на острове, только и исключительно

проклинала борцов за свободу!» - негодовал Эмилио.

Вспомните, что они были неумолимее действующей армии, вспомните, что

они никогда не взывали к милосердию, вспомните, что они поносили Кеспедеса и

Агилеру, вспомните, что они не молились за них, когда те погибли в бою,

вспомните, что они никогда не выступали против смертных приговоров, более

того, даже приветствовали их!

Однако в том же письме мэру Баямо Эмилио писал, что некоторые из тех, кто

отрицает «официальный культ», исповедуют религию «собственного внутреннего храма».

Видимо, он имел в виду самого себя. Для Эмилио главным вопросом всегда оставалась

свобода – потому он и протестовал против любых ее ограничений, от самодурства властей

до запретов выражать свои мысли и чувства.

* * *

К 1919 году продажи и прибыли устойчиво росли из месяца в месяц, и партнеры

Бакарди решили, что пора реорганизовать фирму и превратить ее в акционерное

предприятие под названием «Compañía Ron Bacardi, S.A.» («Корпорация «Ромовая

компания Бакарди»»). Они объявили, что стоимость компании оценивается в невероятную

сумму в 3,7 миллионов долларов, примерно две трети кторой (2,43 миллиона) – это

стоимость имени Бакарди и всех торговых марок, в том числе логотипа в виде летучей

мыши и разнообразных сортов рома. Такая высокая оценка нематериального имущества и

такая значительная доля его стоимости в общем капитале были, пожалуй,

беспрецедентными для того времени. Раньше партнеры Бакарди вообще не учитывали

интеллектуальную собственность в своих подсчетах, и подобная долларовая стоимость

торговых марок отразила, насколько яростно они были готовы их отстаивать.