Бахчанов

— С охранкой не легко бороться. Постарайтесь добиться свидания. Нам это невозможно. Вас же не тронут. Если откажут в свидании — требуйте передачу книг, писем. Книги подберем сами.

— Я сегодня же отправлюсь туда. Можно?

— В добрый час. О нас, конечно, молчок… Действуйте только от своего имени.

Васо отстал от нее и быстро затерялся в толпе. Не оглядываясь, потрясенная Лара продолжала идти. Давящее чувство тоски не покидало ее. Воображению рисовался тесный сырой застенок, слабый луч света, падающий на хмурое лицо узника, злорадные усмешки тюремщиков.

Не помня себя, она дошла до дому, и тут увидела коляску Солова. Кучер Махмуд сказал, что его "эффенди" ждет госпожу на домашний концерт. Сегодня у "эффенди" большие гости. И он прислал за госпожой экипаж.

Девушка вспыхнула. Приглашение на концерт сейчас ей показалось оскорбительным, даже самая мысль о подписанном контракте была ненавистна.

Отослав экипаж обратно, Лара направилась к Солову пешком. Шла туда в твердой решимости раз и навсегда покончить с "этой историей", категорически заявить Солову, чтобы он оставил ее в покое и не придавал бы значения контракту, который уже ни к чему ее не обязывает.

За высокой ажурной оградой, окружавшей соловский особняк, ее встретила дородная дама с дряблым лицом. Она сидела на скамье и кормила голубей. Лара спросила о Солове.

Дама зло улыбнулась и вызывающе сказала, что за последнее время к ее Петеру имеют дела преимущественно девицы.

Лара не придала значения ее грубому замечанию.

— Супруга моего нет дома, — продолжала дама, — но вы можете все передать через меня.

— В таком случае передайте господину Солову, что я не могу работать в его труппе и заявляю о расторжении контракта. Прощайте.

— Постойте, постойте, — жена нефтепромышленника сразу стала учтивой. — О чем идет речь? Какая труппа? Какой контракт? У Петера нет никакой труппы. Вас или ввели в заблуждение, или…

— О труппе говорил мне сам господин Солов.

— Выдумки!

Узнав, что Лару сегодня звали на домашний концерт и за ней даже прислан был экипаж, возмущенная Солова отшвырнула пакетик с кормом:

— Что за концерт? Никакого концерта! Никаких гостей… Это просто повторный кутеж у французского консула!

И, не обращая больше внимания на девушку, жена Солова в бешенстве стала громко звать прислугу, требовать жакет, шляпу, извозчика. По-видимому, она собиралась куда-то ехать, чтобы убедиться во лжи своего супруга.

В полном безразличии к стенаниям барыньки Лара быстро направилась к выходу. Возвращалась домой с сознанием сброшенной тяжести, а сердце еще ныло. Терзала тревога за любимого человека. Она думала, что не переживет, если с ним случится самое худшее. Боясь разрыдаться и потерять над собой власть, она кусала губы, торопливо опережая прохожих. И вдруг словно внутренний голос сказал ей: "Крепись, мужайся, вспомни, не ты ли сама мечтала стать подругой человека гонимого, сильного духом, борца за народ?

Не тебе ли судьба послала именно такого человека? Не ты ли призналась ему в своих глубоких чувствах, в своей верности? И если милый твоему сердцу человек нашел тебя достойной, — значит, он верил, что ты оправдаешь самые возвышенные его надежды. Так оправдай же их!"

Придя домой, Лара почувствовала себя готовой к решительным действиям. Ей все ясно: надо бороться за него! Она сейчас переоденется и отправится в тюрьму просить свидания с заключенным. Откажут — попросит передать письмо. Села к столу и начала писать.

"Как гром среди ясного неба, меня поразила весть о твоей неволе, дорогой Алеша! Если бы ты мог представить мое душевное состояние в эти дни…"

Подумала и все перечеркнула. Нет, не следует показывать врагам, как тяжело переживают их жертвы свое несчастье. Письмо должно дышать силой, спокойствием, уверенностью в правоте дела, за которое боролся заключенный.

Начала снова писать. А в дверях старушка соседка.

— Давешний барин приехал.

— Меня нет дома.

— Ух, как ты зла, касатка моя! Да уж мое дело — сторона. Поступай, как сердце велит.

В комнату быстро вошел Солов:

— Лариса Львовна! Простите великодушно. Но зачем же так сурово?

Он глядел на нее с мягким укором несколько затуманенными глазами.

— Мы вас ждали. Вся труппа была в сборе. И если бы вы тогда сели в экипаж, а не направились к Зинаиде Стратоновне, все было бы прекрасно.

От Солова пахло вином, и становилось понятным, откуда взялась у него развязность. Он продолжал жаловаться на свою супругу, считая, что она шумным появлением смутила участников концерта, что это вполне в ее характере, она не понимает искусства и к тому же ужасно ревнива.

— И вот мы, то есть я и мой концертмейстер, — Солов подошел к окну и показал на экипаж, где сидел какой-то субъект в низко надвинутой на лоб шляпе, — мы очень просим вас: останьтесь в нашей труппе, будьте ее гордостью, и клянусь вам, — он понизил голос до драматического шепота, — у вас будет жизнь, какой позавидуют все без исключения.

Она отрицательно покачала головой.