Бахчанов

— Я знаю, я понимаю, — говорил он, подходя к ней, — вас смущает Зина. Но мы устроим наш театр не здесь, а в другом городе. Поедете? Я думаю — да. Разумеется, только "да"! За это говорит разум, логика, ваше слово и, наконец, контракт, добровольно вами заключенный.

Лара отступила на шаг, встала из-за стола, отчужденно посмотрела на непрошеного гостя:

— Нет, господин Солов, я никуда не поеду. И наш контракт прошу сейчас! же разорвать. Может быть, это, по-вашему, дурно, но мое слово, моя подпись были даны в минуты отчаяния. Надо было спасти человека. Вы обещали это сделать, но он все-таки арестован в тот же день и теми же самыми людьми.

— Жаль. Какая неожиданность. — Солов потирал наморщенный лоб, словно старался вспомнить что-то очень далекое. — Проклятый режим и проклятые слуги его! Разве можно им верить? Впрочем, не отчаивайтесь. Если сию минуту ничего нельзя предпринять для освобождения вашего человека, то завтра мы что-нибудь придумаем. А сейчас — прочь тоску. Уделим внимание вашему таланту. Едемте к французу. Он прекрасный знаток музыки.

Но она оставалась непреклонной. Скрывая досаду, Солов неохотно вернулся к двери:

— Бедняжка! Вам не дает покоя несчастье с вашим человеком. Скажите, ваши друзья знают подробности ареста?

— Мои друзья? У меня нет их здесь. Я хлопочу одна.

— Сизифов труд! Вам дали хотя бы свидание с тем человеком? Или вы из предосторожности не будете хлопотать?

— Буду. Сегодня же поеду к начальнику тюрьмы.

— О, вы многим рискуете. Будьте осторожны. Однако вам надо думать о неизбежных расходах. Между тем ваше положение…

Он обвел многозначительным взглядом стены более чем скромной комнаты и сунул руку в боковой карман. Лара поняла его жест, и страх попасть сейчас в зависимость от этого коварного человека мгновенно вытеснил из головы все мысли о нынешних и грядущих материальных бедствиях. Девушка поспешила энергично запротестовать, и Солов, прочтя в ее глазах огоньки непритворного гнева, не без сожаления отказался от своего намерения.

— Прощайте и помните: я весь к вашим услугам. Вы больше ничего не скажете мне на прощание?

— Ничего, — холодно ответила она и отвернулась к раскрытому окну.

Солов вышел…

Лара сидела в канцелярии тюремного замка. Ей пришлось долго ждать, пока ее принял вызванный сюда Кваков.

— Позвольте спросить вас: кем вы приходитесь заключенному? Родственница?

— Нет.

— Супруга?

— Нет.

Он удивленно приподнял щетинистые брови:

— Значит, посторонние? Так, так. Тогда-с ваше свидание с заключенным едва ли возможно.

Лара нервно мяла в руках перчатку и краснела. Потом вдруг вскинула на старого цербера загоревшийся взгляд и с достоинством сказала:

— Я не чужая Бахчанову, а его невеста.

— Это другое дело. Но, позвольте, сударыня. Тут какой-то парадокс. Явление в некотором роде противное духу естества и закона.

— Не понимаю вас, — вспыхнула она.

Кваков с притворно добродушным сочувствием качнул головой и сунул руку в портфель:

— Совесть не позволяет мне скрыть от вас одну вещь.

И он показал ей карточку. На ней был изображен Бахчанов. Рядом с ним находилась молодая женщина с ребенком на руках. Только опытный глаз мог заметить, что одна карточка искусно вмонтирована в другую и переснята так, что снимок представлялся единым. Лара этого не видела. Она только чувствовала, как гулко стучала в ушах кровь, как к сердцу подкатила жаркая волна. Кзаков, сложив цепкие пальцы на черном жилете, щурил глаза, следя из-за полуопущенных век за мгновенными изменениями выражения лица девушки.

— К чему все это вы мне показываете? — с оттенком боли и возмущения спросила она.

— К тому, сударыня, чтобы имеющие глаза видели, а имеющие уши слышали. Как видите: у Бахчанова есть и жена и ребенок. Тут прямо написано: Татьяна Егоровна и дочь Наташа. Вы, конечно, этого не могли знать. Вас ввели в заблуждение. Зачем? Темна вода в облацех. Это уже область морали нынешних нигилистов. Охотно допускаю, что вам все это кажется невероятным, чудовищным. Но сомневаться не приходится. Вот, извольте, еще фактик.

Он рассыпал перед подавленной отчаянием девушкой конверты с письмами. Одно из них было написано-Бахчановым, другое — рукой Татьяны Егоровны.

— Почерк узнаете? А содержание — уже не секрет. Вот-с к примеру: "Танюша, родная, любимая, если бы ты знала, как я истомился, ожидая здесь, в сибирской глуши, от тебя весточки…" Согласитесь, сударыня, что такие слова к знакомым не адресуют. Впрочем, может быть, вы хотите задать какой-нибудь вопросик по поводу всего этого? Пожалуйста…

— Нет, — прошептала она с усилием, — я прошу только дать мне свидание с Бахчановым.

— Сейчас, когда идет следствие, нельзя. Закон.

— Тогда я прошу передать ему письмо или хотя бы записку.

— Увы, прокурор не разрешает вести переписку до окончания следствия.

— Может быть, я могу передать книги, фрукты…

Кваков подумал и, подымаясь, сказал:

— Буду ходатайствовать. Приходите за ответом в четверг.