Бахчанов

— Дело вполне определившееся, — отвечал знаменитый боевик. — Нашего друга отправят в Батум, но там, конечно, побоятся оставить, а завезут в глухой Артвин или Ахалцых на расправу. Мы же должны помешать им. И для этого есть одно средство: освободить друга, прежде чем его посадят в тюремный вагон.

— Смотри, Ларочка, — обрадовался Кадушин, — как просто и хорошо решается сложный вопрос.

Камо взялся за вилку и весело сказал:

— Товарищ Баграони, вероятно, согласна с тем, что самое простое нередко бывает и самым правильным.

Лара попыталась ответить улыбкой. Но все пережитое, наболевшее, когда воображению представился измученный Алексей с петлей, накинутой на шею, вдруг прорвалось наружу, и слезы побежали из ее глаз. Положив голову на руки, она вся сотрясалась от беззвучных рыданий. Друзья старались успокоить девушку. Пусть она твердо знает, что отныне не останется одинокой.

Глава четвертая В ЖЕНЕВСКОМ ДАЛЕКЕ

После того как Глеб Промыслов вернулся из Лондона в Швейцарию, он решил переселить свою семью из Цюриха в Женеву, поближе к действующему центру российской социал-демократии. Это значило расстаться с Цюрихским университетом, но иначе Промыслов не мог поступить. Слишком грозны были революционные события в России.

В один из осенних дней, покинув ночной экспресс, скитальцы шли по улицам Женевы, освещенным еще довольно теплым солнцем. Все незатейливое имущество эмигрантской семьи находилось в одной нескладной и неудобной корзине. Ее тащил Глеб Промыслов, а Татьяна Егоровна несла сына.

Маленькая Наташа старалась помочь матери и отчиму. По крайней мере, она держалась за край скрипучей корзины.

— А понесу-ка я лучше так, — сказал Промыслов и поднял тяжелую ношу себе на голову.

Татьяна Егоровна просила, чтобы он снял поклажу, но Промыслов отмахнулся:

— В моем положении, Таня, надо ко всему привыкать.

Наташа заметила, что лицо папы Глеба приняло такой же оттенок, как и его огненно-рыжая борода. С придавленной головой и поднятыми руками он вначале показался девочке похожим на измученного вокзального носильщика, день-деньской таскающего разные грузы. Но Промыслов сейчас находился в самом радужном настроении и, надо думать, не мог чувствовать особой усталости. Он энергично шагал вдоль тротуара в своих высоких сапогах со сбитыми каблуками и даже что-то насвистывал. Дорога ему была известна.

В Женеве большевиками-эмигрантами давно был облюбован квартал на углу Каружа и набережной Арвы. Здесь ими был занят большой дом, в котором почти весь нижний этаж был отведен под столовую. Сюда-то и вел Промыслов семью.

Живописное озеро с опрокинутыми тенями синеватых гор, река с лодками и пароходиками, чужой город с его мостами, бульварами и многолюдной набережной — все это чрезвычайно затрагивало любопытство Наташи. А Татьяна Егоровна была озабочена одним, вопросом: кого же из знакомых единомышленников Глеб надеется здесь застать?

Почти у самого дома приостановился небритый прохожий, одетый в старое тесное пальто.

— Я вас еще в дороге приметил, — признавался он, помогая Промыслову снять с головы корзину. — Еду, знаете, а кругом в вагоне незнакомая речь. И вдруг на одной станции слышу, как эта девочка по-нашему заговорила! Ну, как тут не повеселеть?

— Вы что же, прямо из России?

— Из самой Москвы. Можно сказать, турист поневоле, — усмехнулся словоохотливый соотечественник и услужливо открыл дверь в столовую.

Там он пожал руку худощавому молодому человеку в пенсне, про которого Промыслов обрадованно сказал:

— Таня, узнаешь? Это Боровский.

И он пошел навстречу молодому человеку:

— Вот и свиделись, дорогой Вацлав!

Обнялись, разговорились старые товарищи. Потом все были приглашены к завтраку. В столовой вкусно пахло кофе, и проголодавшаяся Наташа не заставила себя упрашивать. Сняв капор, она деловито уселась за стол, конечно, по своему обыкновению, ближе к окну, благо оно оказалось большим, как в магазинах. Алешенька же остался на коленях у матери.

Хлопнула дверь.

— Трибунка! Трибунка!

Это газетчик принес свежие номера "La Tribune de Geneve". Вошло еще несколько человек, расхватали газеты, углубились в чтение. Жгучие вести о событиях в России привлекали к себе всеобщее внимание.

А Наташа, болтая ногами, рассеянно смотрела в окно.

Вот прогудел мотор. В кузове автомобиля — усатый толстяк с громадным псом. Вот вприпрыжку подбежал к тумбе красиво одетый мальчик с булкой в руке. Заметив седобородого нищего, он с холодным любопытством поднял на него глаза. Нищий неохотно оторвал свой взгляд от изгрызенной булки барчонка и уныло заковылял дальше. Наташе жаль было старика. Если бы она знала, что встретит его, не съела бы так скоро свой бутерброд.

Мелькнули еще две-три фигуры пешеходов. Проехало несколько велосипедистов.

Один из них соскочил с велосипеда возле самых дверей и аккуратно прислонил его к стене.

Сняв серую кепку с пуговкой на макушке, он отер платком залысый лоб и быстрой походкой прошел в столовую.