Бахчанов

— Да что там! Чужбина!.. Эмиграция… На безрыбье и рак рыба.

Надежда Константиновна взяла на руки кашляющего Алешу:

— Славный малыш. Ему бы поправиться.

— У Лепешинского есть знакомый врач, француз. Очень хвалит его, — сказал Владимир Ильич. — Вот бы показать ребенка этому врачу!

— Он, вероятно, слишком дорог? — полувопросительно произнесла Татьяна Егоровна.

— Он вам ровнехонько ничего не будет стоить. Мы сами с ним переговорим. Хорошо?..

В эти дни Промыслову представилась возможность видеть исключительно напряженную работу всего редакционного коллектива центрального органа партии — газеты "Пролетарий". Конечно, как всегда, душой всех дел газеты был Ильич. Не было ни одного номера без строк, сверкающих проникновенной ленинской мыслью.

Он любил коллективный труд и сам не гнушался никакой работой, как бы она ни была мала или "черна".

Особенно любовно Ильич обрабатывал письма рабочих корреспондентов. Связями с ними он дорожил чрезвычайно. Указывая на письма, опубликованные в "Пролетарии", не без гордости говорил:

— У новоискровцев с этим туго, а нам вот пишут.

Смотрите, какое большущее послание получено сегодня из Питера. Пишет один старый знакомый с Выборгской стороны. Я у него как-то ночевал на Нейшлотском. Умница первостепенный!

Работа редакционного коллектива "Пролетария" не была ограничена рамками только одной публицистической деятельности. Волей чрезвычайных обстоятельств она выходила далеко за пределы обычной газетной тематики и в подлинном смысле слова являлась всеобъемлющей.

Сотрудники "Пролетария" и, в первую очередь, его ответственный редактор занимались вопросами приобретения оружия, транспортировки и распределения его не меньше, чем Военно-техническая группа при ЦК партии.

В этом Промыслов лишний раз лично убедился, когда на третий день своего пребывания в Женеве явился в экспедицию "Пролетария" за свежей литературой.

Здесь он застал Ильича беседующим с неизвестным приезжим партийцем. Промыслов извинился и хотел уйти, но Ильич жестом указал ему на стул.

— Мы тут скоро, — кивнул он на собеседника. Тот раскладывал какие-то исписанные листки бумаги и монотонным голосом о чем-то докладывал.

Судя по отдельным фразам говорившего, Промыслов понял, что приезжий считает невозможным создавать боевые кружки рабочих и находит, что сама схема их организации нежизнеспособна и вообще крайне трудно развернуть боевую работу при существующих условиях.

Ленин смотрел прищуренными глазами на разложенные листки бумаги. Легкая ирония пряталась в его усах и бороде. Кончиками пальцев он легонько барабанил по столу и вдруг сделал нетерпеливое движение. Докладчик осекся:

— Если что неясно, то…

Владимир Ильич с саркастическим смешком махнул рукой — "куда, мол, яснее" — и отодвинул от себя листки:

— Все эти схемы, все эти планы производят впечатление только одной бумажной волокиты, я прошу извинить меня за откровенность. Но именно так я излагаю свое мнение в начатом письме к некоторым товарищам…

Докладчик, скискув, молча смотрел на свои бумаги. А Владимир Ильич, весь кипя, ходил по комнате:

— Тут нужна бешеная энергия, и еще энергия. Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода, и ни одной не сделали!..

Остановившись посреди комнаты, он продолжал:

— Мыслимо ли с этим мириться нам, большевикам, сторонникам самого организованного и самого решительного вооруженного восстания? Нет, никогда, никоим образом!

И он стал горячо объяснять, что единственно правильный и полезный путь, который он настойчиво рекомендует, — это путь организации боевых дружин и всемерного вооружения их.

Подойдя к собеседнику, он дружески коснулся его локтя:

— Скажу по секрету. На днях вам вышлют специальную инструкцию для отрядов революционной армии! — и Промыслову, другим тоном: — Да! Что я хотел сказать вам… Вчера получено письмо от Инока. Арестован Бахчанов. Держит себя стойко. Вы же знаете, какой это самоотверженный товарищ. — И, помолчав, с особой силой убежденности в том, что задумал: — Надо непременно и непременно что-то сделать для него!..

Возвращаясь вместе с Наташей с детского праздника, устроенного женевскими рабочими-кооператорами, Промыслов встретил Владимира Ильича и Воровского. Они стояли на мосту и оживленно разговаривали, глядя на белый пароход, плывущий в Монтре. Беседа касалась будущего состава редакции газеты "Новая жизнь", — ее предполагалось легально издавать в Петербурге.

И как всегда в эти дни, о чем бы ни шла речь у русских эмигрантов, она всегда возвращалась к теме развивающейся борьбы с царизмом, к теме возможного переезда на родину.

Сдвинув кепку на затылок, Владимир Ильич мечтательно произнес:

— Пожалуй, скоро будем на Невском. И все благодаря могучей руке российского пролетариата или, как это говорится в немецкой социалистической песне: "Alle Rader stehen still wenn dein starker Arm es will…"[27]

Воровский улыбнулся:

— Если уж вы, Владимир Ильич, заговорили стихами, что тогда сказать обо мне, грешном поклоннике поэзии?