Бахчанов

— Ты подливай мне, Лешка. Не бойся. Не окосею. Семеновец — он те не таковский. Ведро выпьет, а пройдет ровно по ниточке, церемоньяльным шагом. Во как. А вот ваш брат, серость штатская, не тае… Жила тонка. Во как! С вами и пристав не станет особенно разговаривать. Со мною же высшее начальство якшается. Само его высокоблагородие, наш командующий полком, флигельадъютант полковник Мин мне самолично признался: "Бегунков! Такие, как ты, — надежда дому царского". И верно. Мы у царя на почетном положении. Скажем, кому он особу свою царственную доверил Девятого января? Нам! Завтра, смотришь, пошлет спасать державу свою. Бей, прикажет, беспощадно сицилистов, студентов, жидов и прочих врагов престола. И побьем! Аль прикажет Москву бунтующую палить — спалим!

— Думаешь, только ваш полк пошлют? — насторожившись, спросил Бахчанов.

— А то кого же? Твоих преображенцев? Как бы не так! Им небось не разрешили гулянку, а нам — да. Только вчера на поверке ротный зачел приказ: штоб нижним чинам, по усмотрению господ офицеров, полную гулянку дать на два дня. Ешь, пей, танцуй, на каруселях качайся, тешься вволю, пока сбор в поход не протрубили…

Он отпустил кушак на два лишних отверстия.

— Одним словом, гуляй Емеля — твоя неделя, — принужденно засмеялся Филат, многозначительно переглянувшись с Бахчановым.

— Ты как думал? Вот и гуляем. — Пожевав кусок трески, Антип вдруг предложил: — Слышьте, ребята, не пойти ли нам втроем в одно заведеньице на Лиговку, к девочкам? Что помалкиваете? Не любители? Эх, вы! Коптите небо и сами не знаете для чего. Я вот не такой…

Он самодовольно хлопнул себя по животу:

— Умствований мне ваших фабричных не нужно. От них только сухоту получают. Живу себе, как это говорится: сыт, пьян и нос в табаке. Чего еще надо?

Когда Бахчанов и Хладник стали прощаться, он снова надулся:

— Почтительности у вас мало к гвардии. Уважить старшего не хотите. Ну так проваливайте. Сам найду дорогу к мамзелям…

Спустя несколько минут, когда Антип ушел, Бахчанов сказал Филату:

— Это факт, что правительство надумывает двинуть на Москву гвардию. Нашим товарищам надо быть начеку…

Опасения, что правительство перебросит гвардию из Петербурга в Москву, с каждым днем крепли и в конце концов привели ЦК партии большевиков к решению: добиться всевозможными мерами прекращения движения по Николаевской железной дороге.

В борьбе за эту магистраль были призваны к боевым действиям, кроме петербургских и московских рабочих, тверяки. В Тверь с группой боевиков был послан и Бахчанов. Этой группе предстояло установить постоянный контакт между Советами обеих столиц и самой Тверью.

Почти в это же время пришла телеграмма от Хладника, и Кадушин с Ларой собрались выехать в Москву с запалами для бомб.

Бахчанов негласно сопровождал их до Твери, в роли запасного машиниста. С женой он обещал встретиться в Москве, на Селезневской, в доме врача Евгения Всеволодовича, давнишнего своего соратника и хозяина явочной квартиры.

Глава девятая ЯВКА НА ВОЗДВИЖЕНИЕ

Тынель был захвачен величественным подъемом духа московских повстанцев и решил перейти от слов к делу. Он стал просить о принятии его в одну из боевых дружин. Анеля поддержала эту просьбу. На первых порах дядя Костя счел за лучшее включить "образованного товарища" в боевую группу, которая сменяла дружинников, охранявших одну явочную квартиру.

— Это на Воздвиженке, — сказал он. — Там проживает знаменитый наш человек, и вам бы кстати познакомиться с ним.

И вот боевой "десяток" направился к назначенному месту. Синие сумерки густо затуманивали воздух, каленный жестоким морозом, фонари на улицах не горели, в жилых этажах — ни огонька. Только кое-где от трепетного зарева пожара вспыхнут на окнах розовые узоры мороза или тускло блеснет медный купол старинной церквушки.

В одном переулке встретили свой патруль: дружинников с Трехгорки. Первое впечатление — будто мирные прохожие. Но под их жиденькими демисезонными пальтишками и бобриковыми куртками спрятаны наганы, браунинги, самодельное холодное оружие.

Прикуривая, дружинники напутствовали:

— Идите спокойно, товарищи. Тут всюду наши. А дубасовцы драпанули в свой манеж.

Тынеля интересовала личность дяди Кости. В пути он расспрашивал о нем. Спутники отвечали коротко и просто, даже несколько дивясь вопросам. Ведь кому не известно, что дядя Костя (это его партийная кличка) — коренной москвич и один из уважаемых и авторитетных на Пресне рабочих организаторов? И разве не все знают, что полиция не раз таскала его в тюрьму, но в прошлый раз сам народ освободил его из Таганки?..

Когда проходили по Калашному переулку, за домами прокатился гул ружейного залпа, потом мостовая дрогнула от пушечного выстрела. Прохожие пояснили: на Поварской атакована баррикада и начат обстрел Арбата.

Свернув на Воздвиженку, направились в сторону белеющей кремлевской башни. Старший из "десятка" предупредил:

— Дом, где патрулируют наши друзья, находится на углу Моховой, почти напротив дубасовской берлоги — манежа. Поэтому будем особо осторожны…