Бахчанов

Один из них, молодой рабочий с "Айваза", явился с молоденькой женой, тоже работницей. За участие в стачке молодожены попали в черный список и нигде не могли получить работы. Голодные, без средств к существованию, тщетно искали они работы, пока в какой-то захудалой типографии, "гвоздилке", юноше не удалось устроиться стереотипером. В мрачном подвале, лишенном достаточного света и вентиляции, при температуре свыше тридцати градусов жары, юноша дышал ядовитыми испарениями расплавленного гарта. Однако получение даже такой работы он считал удачей. Но дня через три туда явился мастер с бумагой в руках и молча показал жестом на дверь. Зловещий черный список преследовал и тут. Снова для молодоженов начались скитания в поисках куска хлеба.

Водометов подкармливал бедствующую чету.

Среди гостей Фомы Исаевича был еще товарищ, которого рабочие механического завода послали защищать свои интересы в профессиональный союз. Но столыпинские разбойники произвели набег, разгромили помещение союза, ободрали стены, вывезли книги, запечатали двери и увезли с собой казначея союза.

Фома Исаевич усадил всех гостей за тесный стол, высыпал перед ними из чугунка печеный картофель.

— Ешь с голоду, люби смолоду! — ободрил он шуткой молодоженов. Те невесело рассмеялись. За столом вспомнили: сегодня последний день старого года. Что-то принесет новый? До сих же пор вести приходили мрачные. Каждый день аресты, облавы, смертные приговоры. В одном месте судили деятелей военной организации при Центральном Комитете РСДРП, в другом — всю социал-демократическую фракцию Государственной думы.

Когда стрелка часов передвинулась на циферблате к цифре двенадцать, девушка вздохнула и с оттенком грусти сказала:

— Вот и Новый год пришел!

— Да, — подхватил Бахчанов, — девятьсот седьмой ушел в историю. А жизнь все-таки продолжается!

— Но какая это жизнь, — тоскливо произнесла девушка. Она приподняла край занавески. — Смотрите-ка! За окном черная зимняя ночь, снег, лед, лютая стужа. Так и в жизни. Дрались, дрались за свободу — и что вышло? Скручена наша жизнь в бараний рог, и конца мучениям не видно.

Фома Исаевич встал и, торжественно тряхнув седой бороденкой, поднял руку:

— Стужа за окном, говоришь? Да, стужа. Но никто ее не боится. Все знают: придет весна, заблестит и согреет солнышко. А оно всходит, не слушаясь барских часов…

— Блестело оно и грело в девятьсот пятом, а нынче мерзнем. Вот тебе и весна, — упорствовала работница.

Фома Исаевич встрепенулся. Снова в нем проснулся спорщик.

— Не суди, красавица моя, так торопливо не суди. Слушай, чего скажу тебе. Знаешь, бывает так: пройдет масленая и уж близко к концу февраля, как вдруг повеет такой теплынью — душа возрадуется. Посмотришь на небо: чистое оно пречистое, без единого облачка, и такое синее, что твои глаза. Подымешь лицо навстречу солнышку — словно печную заслонку открыл. Посмотришь на заснеженную землю — все черно от проталин, с крыш плещет, и под сугробами журчит.

— Стало быть, оттепель настала.

— Какая оттепель, если на носу капельник-март? Люди добрые тогда говорят: ранняя весна пришла!

— Ох и люблю же ранние весны! — вздохнула работница.

— Понимаю. А вот же может так случиться: рано затает — не скоро растает. Вдруг посреди веселья природы как задует сиверко, ударят холода, повалит снег, спрячется солнышко, ну, прямо зима зимой!

— Выходит, зря цыган в феврале шубу продавал.

— Нет, не зря, милая. Не зря. Тут каждый разумный поймет: раз пришло весеннее время — не бывать зиме. Как ни вой вьюга, как ни расти сугробы, а уж в благовещенье завсегда весна зиму поборет. Так и в жизни. Пришла свобода — как ранняя весна. Да вот задул злой холод — столыпинщина окаянная. Вздумал царь, будто власть его вечная, повел все по-старому: дави-души еще пуще. Ан нет. Раз пришла весна, назад ей ходу нет. Все пойдет только вперед. На Руси самодержавию более не удержаться. Гроб ему заказан, яма на погосте вырыта. Наша весна началась с девятьсот пятого и теперь, несмотря ни на какие временные заморозки, прорвется-таки к теплу и расцвету.

— Браво, Исаич! — одобрил Бахчанов.

— Ты помолчи. Ежели што не по-ученому скажу, потом поправишь. Иные говорят, будто революция умерла. Враки. Как же это она может умереть, ежели жива ее сила — сам народ?..

Далеко за полночь в домишке Водометова не смолкала живая беседа людей, собравшихся за столом.

Переночевав у славного "арсенальщика", Бахчанов утром направился в консерваторию. Он предполагал, что если Лара на свободе, то ока могла бы на крайний случай искать пристанище у одной из своих подруг. Но ради предосторожности он расспрашивал о Магдане, не упоминая имени своей жены. Знавшие Магдану дали адрес одной ученицы, находящейся в переписке с ней. Ученица эта жила на Петербургской стороне в доме против телефонного завода Гейслера. Бахчанов немедленно отправился туда. На улице подвывал леденящий ветер. В воздухе кружились сухие снежинки. Низко над городом неслась буранистая туча. Подходя к дому, Бахчанов увидел в окнах первого этажа елку с зажженными свечами.