Бал жертв

— Вы хотите говорить с народом?.

— Конечно, — отвечал Курций, у которого насилу шевелился язык.

— Ну, подождите, я предуведомлю.

— Кого? Народ?

— Конечно.

— Это бесполезно.

— Это необходимо. Вас не станут слушать. Я должен сказать, кто вы.

— Говорите!

Жан Бернен перестал бить в барабан и возвысился голос. Вокруг него воцарилась тишина — тишина жгучего любопытства. Никто не обращал внимания на Курция.

— Граждане, — начал Жан Бернен, — с нами случилось большое несчастье.

«Что он скажет?» — с беспокойством подумал Курций.

— Директория вспомнила, что в Бургундии находится местечко патриотов, и прислала к нему комиссара… Чрезвычайного, который скажет вам речь.

— Граждане… — начал Курций.

Но Бернен толкнул его под локоть.

— Подождите, — сказал он, — я еще не кончил.

— Граждане, благородный комиссар привез вам горестное известие, — продолжал Бернен. — Отечество в опасности!

— Браво! — сказал Курций. — Но я так хорошо сам произнес бы эту фразу!

— Отечество в опасности, — продолжал Жан Бернен, — отечество в лице гражданина бригадного начальника Солероля в опасности!

— Дурак! — пробормотал Курций. — Что вы там поете?

Жан Бернен продолжал:

— На которого напали в замке Солэй…

— Молчите! — воскликнул Курций. — Вы говорите неприличные вещи.

— На него напали пруссаки, мои добрые друзья… — докончил Жан Бернен.

— Вы с ума сошли, — перебил Курций.

— Ах, да! Я ошибаюсь… Это австрийцы…

И Жан Бернен опять начал бить в барабан. Курций не мог более владеть собою, он ударил по барабану кулаком и разорвал его.

— Молчать! — заревел он. — Молчать!

Жан Бернен указал народу на разорванный барабан. Народ начал роптать на обиду, нанесенную первому муниципальному лицу, но Курций, покраснев от гнева, встал на край фонтана и с этой импровизированной трибуны обратился к толпе.

— Граждане, — сказал он, — отечество в опасности! Я обращаюсь к вам и надеюсь на ваш патриотизм. Это не пруссаки…

— Нет, — перебил Жан Бернен, — это австрийцы.

— Гражданин мэр, — сказал Курций вне себя, — я отрешаю вас от должности.

Но толпа протестовала.

— Долой комиссара! — закричала она.

Курций испугался, он сошел с фонтана и пробормотал:

— Вы нарушаете ко мне уважение, граждане.

— Долой комиссара! — повторила толпа.

Жандармский бригадир все находился в казармах и приказывал приготовляться к отъезду. Испуганный Курций напрасно отыскивал его глазами. Жан Бернен, в свою очередь, встал на край фонтана и сделал знак. Народ замолчал.

— Граждане и любезные соотечественники, — сказал мэр, — я прощаюсь с вами, так как господин чрезвычайный комиссар отрешил меня от должности.

— Долой комиссара! — повторила толпа.

Камень, брошенный ребенком, упал к ногам Курция.

— Ко мне! Ко мне! — закричал он.

Тогда Жан Бернен взял его за руку и увел.

— Я вас спасу, — сказал он, — но времени терять нельзя.

Так как Жану Бернену повиновались в Шатель-Сансуаре, то ему дали дорогу. Курций был ни жив ни мертв. Жан ввел его в дом.

— Гражданин комиссар, — сказал он, — вы избавились от большой опасности.

— Разве они дурно обошлись со мною? — спросил Курций.

— Они содрали бы с вас кожу, если бы я захотел, но я человек добрый. Вы у меня разбили барабан, вы мне заплатите за него, и все будет кончено…

— Но господин мэр…

— Я уже не мэр, вы меня отстранили.

— Я возвращаю вам вашу должность.

— Не хочу.

— Почему?

— Потому что мне надоело быть мэром.

— Но вы мне нужны, — продолжал Курций, который, видя, что между толпой и им толстая дубовая дверь, опять сделался смелым.

— Для чего?

— Чтобы вооружить национальную гвардию.

— Послушайте, господин комиссар, хотите принять добрый совет?

— Говорите.

— Вспомните, что днем из жителей Шатель-Сансуара можно делать все, что хочешь.

— А ночью?

— Ничего. Вот почему вас хотели побить камнями. У бургундцев голова дурная, они не любят, чтобы их будили.

— Но генерал подвергался большой опасности.

— Тем хуже для него.

— Гражданин мэр, берегитесь!

— Еще один совет, — холодно продолжал Бернен, — теперь полночь, вы озябли, ложитесь спать, вот в этом алькове.

— Вы отказываетесь повиноваться мне?

— Нет, но я не обязан вам повиноваться, я уже не мэр.

— Я возвращаю вам вашу должность.

— Не сегодня. Я слишком устал, я был на охоте целый день.

Курций приметил, что он ничего не добьется от Жана Бернена, и решился покориться необходимости.

— О! Завтра я хочу быть мэром.

— И вы соберете национальную милицию?

— Да.

— И вы пойдете со мной?

— На край света.

— Мы пойдем на рассвете?

— Если вы хотите.

Курций лег, не раздеваясь. При помощи вина он проснулся только в девять часов утра. Барабанный бой раздавался под его окном. Курций отворил окно и увидел национальную гвардию под ружьем. Человек с желтыми волосами вполголоса разговаривал с Жаном Берненом. Лицо Жана Бернена сияло радостью. Возле национальной милиции восемь жандармов разъезжали на лошадях.

— Гражданин комиссар, — закричал Жан Бернен, на котором были мундир французского гвардейца и каска пожарного, — вас ждут.

— Да здравствует комиссар! — закричала национальная милиция.

Маленькая армия отправилась в путь к замку Солэю, где, без сомнения, бригадный начальник Солероль был пленником; Жан Бернен бормотал: