Бал жертв

— Дом Верньер называется также Жюто.

— Это всем известно, Жюто де Верньер и Жюто де Фуронн были кузенами. Только Фуронны были старшей ветвью.

— Именно.

— Я провансалец по отцу, но бургундец по матери, знаю гербовник провинции довольно хорошо и могу поведать тебе их генеалогию. Жюто ходили во второй Крестовый поход с первым бароном де Шастеллю.

— Это правда.

— Они служили капитанами у герцогов бургундских. Один был гвардейским капитаном при Генрихе II, другой — полковником, еще один — вице-адмиралом в предпоследнем царствовании, и, наконец, отец мадам Солероль был полковником в армии Конде, где и был убит.

— Все это так.

— Теперь род Жюто де Фуронн, их старшая ветвь, угас на эшафоте в лице Шарля-Гонтрана-Робера, маркиза де Жюто, телохранителя короля.

— Думаю, ты легко поймешь, — прошептал Каднэ со вздохом, — почему мадемуазель де Верньер, его кузина, вышла за генерала Солероля, друга Робеспьера и одного из самых страшных его наместников в Вандее и в Бретани.

— До сих пор, — отвечал Машфер, — я совсем не понимаю, что может быть общего между смертью кузена и замужеством кузины.

— Элен Жюто де Верньер вышла за генерала Солероля, — холодно продолжал Каднэ, — только для того, чтобы отправить на эшафот своего кузена маркиза Жюто, который мог обесславить навсегда старое имя ее рода.

Машфер не мог сдержать возгласа удивления. В эту минуту дверь отворилась и вошел Жакомэ.

XI

Каднэ приложил палец к губам при виде Жакомэ и сказал Машферу:

— Я после доскажу тебе эту историю.

— Здравствуйте, господа, — сказал Жакомэ, ставя свое ружье в угол.

— Ну что? — спросил Машфер.

— Исполнено. Я отдал записку мадемуазель Элен…

— Ты хочешь сказать — мадам Солероль?

— Ну да. Это ведь то же самое. Хотя здесь нам как-то не верится, что она замужем, и мы все называем ее просто мадемуазель Элен.

— Увы! Мой бедный друг, она замужем, — сказал Каднэ.

— Это так, но я думаю, что, может быть…

Жакомэ остановился.

— Что, может быть? — переспросил Машфер.

— Что можно расторгнуть брак, — докончил дровосек.

— Да, если бы мы жили не в Республике.

— Но говорят, что Республика дозволяет развод, а вот во времена короля, напротив…

— Развод не существовал, хочешь ты сказать?

— Именно.

— Я объясню тебе это в двух словах, Жакомэ.

— Я слушаю.

— Мадемуазель де Верньер, — продолжал Каднэ, — сочеталась только гражданским браком, никакой священник не благословлял этого союза, и для нас, роялистов, она не замужем… Если король вернется, ее брак будет уничтожен.

— Тогда почему она не разведется, если уж так ненавидит начальника бригады?

— Потому, что даже сейчас этот человек еще слишком могущественен.

— Однако он в дурных отношениях с Директорией.

— Ты думаешь?

— Доказательством служит то, что он здесь, его не призывают в армию. С тех пор как умер Робеспьер, его не хотят видеть.

— Однако, — сказал Машфер насмешливым тоном, — я думал, что он приносит пользу Директории.

— Да он сущий разбойник! — сказал Жакомэ. — Он прикарманил деньги курьера, ехавшего из Кламси в Оксерр. Тот вез мешок с луидорами, которые очень пригодились бы для наших братьев в Вандее.

— Видишь, — сказал Машфер, обернувшись к Каднэ.

— Расскажи-ка мне поподробней, что здесь творится, — настаивал тот.

— Я тебе говорил, — продолжал Машфер, — что мы пытались организовать общество Соратников Иегу, как во Франш-Конте и в Верхней Бургундии. Центром сборов был замок Рош.

— У Анри?

— Да. Нас было десять человек, мы хотели похитить директора Гогье, осматривавшего провинции, месяц назад. Ложное известие было причиной нашей неудачи. Однажды ночью мы напали на курьера, ехавшего из Кламси среди Фреттойского леса, но нас атаковала жандармская бригада под предводительством генерала.

— У вас убили кого-нибудь?

— К счастью, нет. Если бы это случилось, нас могли разоблачить, поскольку мы не смогли бы унести трупы. Только одному Пьеррфе раздробили плечо пулей из карабина, но он смог убежать.

— И у вас не захватили никого?

— Нет.

— Никто не был узнан?

— Никто.

— И вы ограничились этим? — с презрением спросил Каднэ.

— О! Будь спокоен, — отвечал Машфер. — Если мы ничего еще не сделали, мы делаем. Мадам Солероль завербовала нас… И в тот день, когда мы получим сигнал из Парижа…

— Не исключено, что этот сигнал скоро будет дан…

— Когда же?

— Возможно, дня через три…

— И кто его даст?

— Я.

— Когда мадам Солероль прочла вашу записку, — сказал Жакомэ, — она написала вам ответ. Письмо у меня.

— Так давай же его поскорее! — вскричал Машфер.

Он взял из рук Жакомэ измятую бумажку, очень мало походившую на письмо и покрытую вместо букв иероглифическими знаками, но эти знаки не были таинственны ни для Каднэ, ни для Машфера, потому что они передали друг другу это письмо. Вот что они прочли: