Бал жертв

Бывший граф Баррас, дворянин, сделавшийся республиканцем, прохаживался по кабинету большими шагами, обнаруживая против воли сильное волнение. Он был в длинном шлафроке, в туфлях и с непокрытой головой, его завитые волосы были сильно напомажены. Тонкая батистовая рубашка с кружевным жабо, белая рука с пальцами, украшенными двумя великолепными перстнями, сапфиром и бриллиантом, тонкое благоухание, исходившее от него, как будто говорили, что он ждет не министров и не политиков. Баррас все еще был человек счастливый в любовных связях, старый красавец, который не хочет отречься от побед.

Однако только было десять часов утра, а в те времена необузданных удовольствий для тогдашних красавиц в этот час еще не наставал день.

Кого же ждал Баррас? Его камердинер принес ему утренние письма. Он прочел и бросил в корзинку. Одно письмо заставило его вздрогнуть и нахмурить брови, потом он бросил это письмо на позолоченное блюдо, не распечатывая его.

— Право, и я, как Цезарь… До завтра серьезные дела.

На этом письме был довольно странный адрес: «Гражданин бригадный генерал Солероль, главнокомандующий военными силами Ионнского департамента, гражданину первому директору Баррасу».

Бросив это письмо, Баррас прибавил эти полутаинственные слова:

— Я ждал этого письма с нетерпением целую неделю, но теперь оно пришло совсем некстати… Я занят не политикой. — Став перед зеркалом и любуясь своей красивой наружностью, он прибавил: — Директор — все-таки человек.

Когда он сделал это трогательное признание, в кабинет вдруг отворилась маленькая дверь и пропустила целые волны кружева и атласа. Вошла женщина.

— А, наконец! — сказал Баррас, подбежав к ней и взяв ее за обе руки. — Вы одна?

— Увы! Да, — отвечала вошедшая женщина.

Она была молода и хороша, мы ее уже видели, это была Ланж, близкая подруга Машфера, бывшая богиня, которой когда-то поклонялся Баррас.

— Одна? — ответил директор с унынием. — Одна?

— Она не хочет, — сказала актриса.

Баррас вздохнул, но, так как он был всегда любезен с дамами, он взял Ланж за руку и подвел к дивану, на котором сел возле нее.

— Боже! — сказала она, смеясь. — Как вы бледны!

— Вы находите? — с волнением спросил Баррас.

— Бледны и расстроены, мой милый…

— Но…

— Ах, мой бедный друг, — продолжала Ланж развязным тоном, — я никогда не видела вас в таком виде… в мое время…

— Анжель…

— Нет, честное слово! Ваше сердце билось не так скоро…

— Однако я очень любил вас, милый друг!

— О! Это было так давно…

— Полгода назад, не больше…

— Вы прибавляете, граф.

Баррас нахмурил брови при упоминании этого аристократического титула.

— Молчите! — сказал он.

— Вот еще, — возразила она, — Республика не может уничтожить то, что сделали Бог и время, то есть дворянина…

— Анжель…

— Король, несмотря на свою власть, не мог спасти дворянство, — продолжала Ланж, улыбаясь, — а Республика не может уничтожить его. Вы — граф, знатный вельможа… а нисколько не пуританин…

— Но я директор!

— Ваша Республика больна!

— Кто знает?

— И если бы зависело от меня…

— Тогда что?

— Я сделала бы вас королем.

— Спасибо! Но, милый друг… Мне кажется… Что вы пожаловали сюда не за тем, чтобы говорить о политике…

— Когда я пришла одна.

— Но почему же?

— Потому что Марион не хотела, любезный граф…

— Ах! Знаете ли вы, моя милая, — сказал Баррас со вздохом, — что после моего праздника в Гробуа… Вы знаете?

— Я знаю, что в эту ночь вы едва спаслись от смерти.

— Пусть так!

— Ну, что же после этой ночи?

— Я не сплю.

— Не едите и не спите… И любите Марион?

— Как сумасшедший!

— Это серьезно?

Ланж потупила глаза и задумалась.

— Послушайте, — с жаром продолжал Баррас, — я, право, не знаю, к какой жертве способен я, чтоб угодить ей.

— Неужели?

— Я дам ей дворец…

— А еще что?

— Мало ли еще что… Мою жизнь, мою кровь.

Ланж пожала плечами.

— Бедный друг, — сказала она, — вы всегда будете молоды.

— О!

— Я этого боюсь. Знаете, зачем вы любите Марион?

— Нет… Я знаю только, что люблю ее.

— Вы ее любите, потому что она вас презирает, потому что отказывается от ваших великолепных предложений…

— Ах! — сказал Баррас тоном горестного уныния. — Стало быть, она любит другого…

— Это правда.

— Стало быть, этот человек молод и красив?..

— Он был молод и красив.

— Как! Был?

— Да.

— Объяснитесь, сделайте милость.

— Я говорю — был, потому что он умер.

— А! — сказал Баррас с радостью эгоистической и жестокой.

— Милый мой, — холодно сказала Ланж, — над живыми почти всегда торжествуют, а над мертвыми никогда. Сердце, привязавшееся к могиле, взять нельзя.

— Но кто же был этот человек? — вспыльчиво вскричал Баррас.

— Вы его знали.

— Я?

— Он участвовал в заговоре рыцарей кинжала и погиб на гильотине.

— Как его имя?

— Его звали Каднэ.

Баррас побледнел, и голос его сделался глухим.

— Итак, Марион любила этого человека? — сказал он.

— Да.

— И еще любит его?

— Она всегда будет любить его.

Баррас судорожно провел рукой по лбу, потом его дрожащие ноздри расширились, верхняя губа сжалась.

— Но разве вы пришли сюда затем, чтобы заронить отчаяние в мое сердце? — сказал он.