Балабанов. Перекрестки

Зрители и артисты появляются в нескольких музыкальных сценах фильма. Съемки клипа превращаются в гламурную рекламу песни. Данила врывается в кадр и показывает, что для обычного российского зрителя, даже для юного поколения, музыка обладает привлекательностью, которая не зависит от вымученных шоу, рассчитанных на то, чтобы эту музыку продать (Данила явным образом игнорирует клип). Позже, в потрясающе трогательной сцене из середины фильма (которая, кстати, сильно расходится со сценарием) Балабанов повторяет свое утверждение: мы вместе с Данилой просто смотрим, как исполнители русского рока развлекают друг друга без электрогитар, unplugged. Гламурные клипы не нужны: достаточно просто направить камеру на этих талантливых людей – и случится волшебство (в рамках того, что можно назвать балабановской кинематографической этикой, можно соотнести эту сцену «Брата» с другими моментами, где он отмечает способность кинематографа просто видеть и запоминать необычные вещи и людей, которые иначе остались бы незамеченными – я, конечно, вспоминаю «Трофима» и невероятное окончание основного нарратива «Кочегара», – и подчеркивает хрупкость этих сцен и воспоминаний). Эта незабываемая музыкальная сцена в «Брате» снята с подлинной любовью. Как и первые любительские фильмы Балабанова – снятые на коленке полудокументальные работы о его любимых свердловских рок-группах. К сожалению, Степа, тоже собиравшийся на день рождения, эту вечеринку наверху пропустил.

Пренебрежительный взгляд на (российского) зрителя лучше всего выражен в действиях и словах Виктора Багрова, самого циничного «режиссера» в фильме. Заметим, что Виктор не просто врет, вербуя брата для убийства «чечена»: он заманивает Данилу в дело, нажимая на понятные националистические «кнопки», исходя из представлений о том, что его недавно демобилизовавшийся младший брат – стереотипный дурачок из глубинки (что по сути правда). Но оказывается, что этот «простой» материал обладает богатым воображением. Городской профессионал-эксплуататор Виктор на его счет ошибается. В этом смысле, думаю, это фильм одновременно антикапиталистический, в философском смысле консервативный и (хотя это несколько иной вопрос) глубоко антисоветский. Зрителям «Брата» и его реальным героям не надо быть лучше; их не надо улучшать: несмотря на все их недостатки, у них уже есть все, что нужно, чтобы создать и оценить мощную и убедительную киноисторию. Прежние преобразовательные, гуманистическо-реформистские амбиции советского кинематографа не просто исчезли, а они активно отвергаются. Единственный педагогический посыл – научить режиссеров (особенно ориентированных на Голливуд) новому способу думать и работать. В центральной сцене фильма Данила пытается просветить режиссера Степу, убедить его довериться своей страшной аудитории и не требовать, чтобы аудитория стала менее пугающей.

Осталось разобраться со съемочной группой Данилы. Данила находит помощь не среди профессионалов (будь то бандиты или режиссеры), а у самых нищих маргиналов, которые тем не менее несут в себе мудрость и культуру («Хороший ты парень, немец!»): их среда обитания – Смоленское лютеранское кладбище, где похоронены математик Эйлер, химик Гесс, дипломат Нессельроде и, увы, с 2013 года сам режиссер Алексей Балабанов. Похоже, автор хочет сказать, какие именно люди должны работать в группе, чтобы снять фильм (заметьте, в конце Гофман отказывается от денег). Конечно, некоторые соратники по дороге теряются: наемника Виктора, который не верит в людей, приходится отправить домой в деревню; оставить Кэт, которая отвергает русскую музыку и любит «Макдональдс»; и даже Свету, женщину-вагоновожатую, которая воплощает собой некую «социальную субсидию»[9] советской эры, она должна быть отвергнута вместе со всем советским наследием.

Я добавлю в скобках, что в других своих фильмах Балабанов, похоже, сомневается в этике индивидуального авторства, поскольку личное авторство заслоняет собой коллективную сущность кинопроизводства. Тут можно вспомнить оператора Путилова из «Про уродов и людей», который в конце фильма цинично соглашается на мейнстримную известность, или (даже лучше) Джона Бойла в «Войне», который с видеокамерой в руке умудряется переплавить свои невзгоды в славу и богатство ценой крупного предательства.