Балаустион

— С удовольствием подрезал бы тебе крылышки, птенчик, — отмахнулся Леотихид, присаживаясь на перевернутый жертвенник и закидывая ногу на ногу, — да и еще кое-кому из вас, — надоели вы мне до смерти, клянусь богами. Увы, не могу — брат запретил мне якшаться с вами, плохими мальчишками. Так что сегодня, пожалуй, танцуйте без меня.

— Трус, — звучно процедил Исад как будто в сторону, но услышали все. На щеки элименарха тут же вспрыгнули два красных пятна.

— Полиад, Арсиона, — облизав губы, произнес он, — вы слышали? Этот клятвопреступник меня оскорбил. Будьте так любезны, убейте его.

— Есть, командир, — хором ответили лохаги «белых плащей».

— Я видела это во сне — и вот, пожалуйста. А говорят еще, что вещие сны — выдумка аэдов. Это будет забавная пляска, клянусь Девой, — нежно улыбнувшись, добавила Арсиона. От ее звучного, с хрипотцой, голоса мороз драл по коже.

— Знаешь, Арси, говорят, у него кровь синего цвета, — отозвался, подначивая, Полиад.

— Правда? Не может быть! Давай посмотрим! — великолепная пара, мечник и мечница, медленно двинулась вперед. Их фехтовальные спаты, длинные и узкие, казались игрушечным оружием в сравнении со зловещей номаргской махерой Исада.

— Сын, — протянув руку, тревожно проговорил Фебид. Тот не обернулся.

— Не беспокойся, эфор, — не сводя глаз с Исада, обронил Полиад. — Это будет честный бой, ну или почти честный — нас двое и он, и никого больше. Все лучше, чем если бы твоего храброго отпрыска зарубили толпой в свалке, что вот-вот начнется. А так у него есть шанс блеснуть своим искусством.

— Напоследок, — добавила Арсиона, прищурив глаза, и завертела клинком сверкающую «мельницу». Полиад, поигрывая мечом, немедленно двинулся вправо — насколько это было возможно. К счастью для Исада, ряд колонн, ограничивающий лестницу слева, и стена продомоса справа защищали его от нападения с разных сторон.

Молодой номарг, теперь уже бывший, стоял неподвижно — напряженный, переполненный разрушительной силой как скрученный торсион осадного камнемета. Еще мгновение-другое и кошмарное напряжение, от которого едва не трескается воздух, взорвется феерией великой схватки. Галиарт дорого бы дал, чтобы поглядеть на этот бой в других обстоятельствах. И несмотря на репутацию Исада, наверное, поставил бы на «белых».

— Ну а я возьму себе того, что поздоровее! — проревел Циклоп, указывая мечом на Иамида. — У нас в отряде принято самим разбираться с предателями. Остальным — не лезть.

Двое оставшихся воинов отряда Трехсот, скрестив могучие руки на груди, демонстративно замерли по обе стороны от входа. Иамид, подобно Исаду, занял место на полшага впереди от первой ступени лестницы — так, чтобы ничто не мешало размаху руки и в то же время оставалась возможность быстро отступить.

— Как все удачно получается, — хрипло произнес Ясон, обнажая голодное загнутое лезвие великой махеры. — Пришел час все выяснить окончательно, не так ли, Иамид?

По тому, с каким выражением он это произнес, Галиарт догадался, что присутствует — как и все остальные — при развязке соперничества, возраст которого не один год.

— Ну, довольно театра. Авоэ, режьте негодяев! — досадливо глянув на номаргов, крикнул Леотихид своим. — Всех убить — никакого милосердия предателям.

Заорав, словно стая голодных демонов, «белые плащи» бросились в атаку. Их было почти втрое больше, чем защитников продомоса, и все равно последним не хватило места на неширокой, локтей десяти в ширину, лестнице. Пирр, Леонид и Лих встали на первой ступеньке, приняв на себя бурлящую волну нападавших.

Баррикада была завершена: внушительная гора мебели и самых разнообразных массивных вещей, снесенных Леонтиском и Проклом едва ли не из всех комнат второго этажа, скрыла окно и большую часть передней стены гостевой комнаты. Нападающим, даже если они приставят лестницы и выломают мечами тяжелые ставни, понадобится уйма времени, чтобы справиться с завалом, треть которого составляли предметы, размерами превышавшие оконный проем.

— Готово! — стоя на краю поваленного набок платяного шкафа, Леонтиск увенчал верхушку баррикады массивным бюстом какого-то знаменитого предка хозяина дома. Раненое плечо чувствительно побаливало, мышцы ныли от тяжелой работы, но в целом афинянин чувствовал себя значительно лучше, чем сразу после поединка с Ипполитом. — Теперь вниз, Прокл, — наши руки и мечи нужны…

Что заставило его обернуться — почти неслышный звук рассекаемого воздуха или внезапный холод Аида, дохнувший в затылок? Загустевшее время словно размазало по мгновению обезумевшие глаза привратника Прокла, его раззявленный рот, стянутый паутинками слюны, противный блеск стремительнолетящего кинжала. Не уйти от удара, не выхватить висящий на поясе астрон, не успеть, не спастись — лишь броситься навстречу этому желтому сверкающему жалу. Оттолкнувшись здоровой рукой от баррикады, неловко, боком Леонтиск рухнул на предателя, уже чувствуя, как обжигающий холод клинка вгрызается в тело, ломает ребра над поясницей…