Балаустион

— Все верно? — Ион опустил лист пергамента, который держал перед глазами и вопросительно поглядел на Галиарта. Голос прозвучал глухо из-за повязок, покрывавших половину лица и три четверти головы историка. Торс и шея Иона тоже были перебинтованы, левая рука висела на перевязи. Тисамен, упав на товарища, принял на себя большую часть предназначенных им обоим ударов и тем спас его жизнь. Больше всего беспокойства Иону причиняли множественные глубокие порезы на голове и колотая рана в боку. Впрочем, уже через неделю он настолько поправился, что потребовал инструменты для письма и чистый пергамент. Лично присутствовать на событиях, последовавших за той кровавой ночью, Ион не смог, поэтому его друзья из тех, кто остался на ногах, приобрели новую обязанность — подробно рассказывать раненому историку о происходящем в городе и за его пределами. Увы, среди рассказчиков не было ни храбреца Тисамена, с великими почестями похороненного Эврипонтидами, ни едва живого Леонтиска. Из прочих защитников дома лафиропола серьезно пострадали Аркесил и Исад, легкими ранениями отделались Галиарт, Феникс, стратег Леонид и сам царевич Пирр. Лих-Коршун оказался единственным, кто не получил ни царапины, не считая Мелеагра и эфора, не принимавших участия в схватке.

Вспомнив о цене, которую пришлось заплатить, Галиарт сглотнул сжавший горло спазм. Стоила ли победа такой цены? Хотелось бы верить, что да… Усилием воли он вернул себя к реальности.

— Да-да, так все и было, — подтвердил он в ответ на повторный — с ноткой удивления — вопрос Иона. — Не считая того, что Леотихид бежал из города лишь спустя сутки, вместе с Агесилаем. Не думаю, что эта мелочь имеет большое значение для истории.

— Имеет, — историк укоризненно поглядел на друга, сделал какую-то пометку, едва заметно кивнул перебинтованной, как у мумии, головой и снова поднял рукопись к глазам — раненая шея не позволяла ему наклоняться.

— Мать, не время для споров, — Агесилай стиснул челюсти, стараясь держать себя в руках. — Ты не понимаешь…

— Я все понимаю, сын, — царица жестом заставила сына замолчать. В ее глазах застыла стальная дымка. — И, сделай милость, припомни — я однажды сказала, что не покину Спарты, что бы ни случилось. Судьбе было угодно, чтобы все произошло так, как произошло, в большой игре произошла очередная смена позиций фигур, и вам, сыны мои, нужно покинуть город. Разумеется, на время, чтобы иметь возможность сделать свои ходы и изменить ситуацию. Но мы, женщины, так уж сложилось, в эти игры не играем. Поэтому я остаюсь здесь, защищать, насколько это будет возможно, интересы дома Агиадов и приглядывать за имуществом. Уберечь дворец от разграбления, наверное, не удастся, но, я думаю, Эврипонтиды не посмеют разрушить его, если я буду продолжать в нем жить.

— Но, мать, — вступил в разговор Леотихид, уже сменивший белые парадные доспехи на панцирь из вареной кожи и темный шерстяной плащ, что более пристало беглецу, — оставаясь здесь, ты передаешь себя в руки Пирра, этого демона, и он сможет воздействовать на нас через тебя.

Агесилай закивал головой, давая понять, что именно это он и хотел сказать.

— Эврипонтиды, как бы плохи они ни были, — от крови Геракла, и не воюют с женщинами, — скорбно улыбнулась Тимоклея. — Да и я была бы никчемной заложницей, — даже тупоголовый отпрыск Павсания поймет, что я скорее умру, чем позволю использовать себя в его целях. Так что будьте покойны, сыны мои — по большому счету ничего мне не угрожает.

— Не угрожает? — возмутился Агесилай. — А оскорбление достоинства, наглость толпы, публичное унижение?

Треугольное лицо царицы отвердело.

— Я готова пройти через это, — спокойно ответила она. — Обед, пресыщенный сладостью власти и пряностями почестей, не помешает сдобрить щепотью страданий и унижения, — для того хотя бы, чтобы почувствовать разницу. И тем слаще будет потом вино отмщения! Да и вы ковать победу и сражаться за нее станете яростнее, если будете знать, что мать ожидает вашего возвращения, окруженная недругами, — вот мотив не из последних. Одним словом, сыны, не теряйте зря времени — я решила, и не передумаю.

Налетевший ветер завернул края пергамента, растрепал волосы Галиарта, улетел дальше, зашумел в ветвях деревьев. Сын наварха и историк находились в укромном уголке одичавшего парка за старым дворцом Эврипонтидов, от самого дворца долетали стук молотков, визг пилы, грохот вываливаемых камней, звонкие голоса строителей и прочие звуки не прекращающегося ни днем ни ночью ремонта. Пирр и его ближайшее окружение уже заняли несколько наименее обветшавших покоев в правом крыле дворца, остальные помещения спешно приводились в порядок.