Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)

Весной 1972 г. румынское руководство также приступило к изменениям в организации безопасности и обороны страны. Глава РКП предпринял шаги, направленные на усиление личного контроля над органами безопасности и армией, что нашло на первом этапе своё выражение в реформировании МВД и СГБ, а также разведки[1410]. Прежнее Управление внешней информации, т. е. внешней разведки, (DIE)[1411] было переименовано в Главное Управление внешней информации (DGIE), в котором было создано три основных отдела: 1) Европы, 2) контрразведки и эмиграции и 3) других регионов. На правах автономного и независимого отдела было сформировано подразделение нелегальной разведки, которому Чаушеску придавал особое значение[1412]. Выделенный с 4 апреля 1968 г. из МВД в самостоятельную структуру, Совет Государственной Безопасности (CSS) 19 апреля 1972 г. вновь вошёл в МВД и включил 6 основных управлений: внутренней разведки, контрразведки, экономической контрразведки, военной контрразведки, безопасности (политического сыска – Ар. У.), охраны – и следственное управление[1413]. Главой министерства был назначен председатель СГБ И. Стэнеску. Предпринимаемые по личной инициативе Н. Чаушеску весной 1972 г. шаги по укреплению институтов безопасности являлись продолжением начатых в декабре предыдущего года мер. Одной из них было принятие закона о защите государственной тайны. В преамбуле нового документа – «Декрета № 130 Государственного Совета СРР от 19 апреля 1972 г. об учреждении, организации и функционировании Министерства внутренних дел» отчетливо выявилась тенденция концентрации нескольких видов деятельности по обеспечению безопасности: оперативной, розыскной и силовой в рамках одного ведомства. Это аргументировалось в следующем виде: «Объединение органов безопасности и внутренних дел в единый орган государственного управления обеспечит беспрепятственную реализацию политики партии и государства в их деятельности, позволив задействовать более эффективно имеющиеся кадровые и материальные ресурсы»[1414]. В соответствии с новым законом, МВД превращалось в один из институтов национальной обороны под жёстким партийным контролем. В этой связи заявлялось о том, что оно «руководствуется в своей деятельности законами, постановлениями, приказами и решениями Совета обороны и постановлениями Совета Министров» и ответственно перед партийным и государственным руководством, а в части, касающейся деятельности в области безопасности, – непосредственно перед ЦК РКП[1415]. Это означало на практике – лично перед Н. Чаушеску. Оборонная составляющая, в соответствии с выдвинутой руководством военной доктриной тотального сопротивления агрессору, проявилась и в порядке перечисления институтов и организаций, с которыми МВД должно было взаимодействовать. Главными среди них были «центральные и региональные органы государственного управления, Союз коммунистической молодежи, Главный штаб Патриотической гвардии» и рабочие коллективы[1416].

Необходимость усиления присутствия СФРЮ на международной арене и активизации югославской политики на балканском направлении даже в условиях борьбы с внутриполитическим кризисом имели прямое отношение к реализации руководством Югославии оборонной политики, способной обеспечить как международную, так и внутреннюю безопасность федерации. Подготовка к общеевропейскому Совещанию по безопасности и сотрудничеству в Европе влияла на внешнеполитические шаги Белграда, стремившегося также участвовать в формулировании повестки дня этой встречи. Югославская точка зрения заключалась в том, что «из комплексности проблемы безопасности в Европе также следует нераздельность её политического, юридического и военного аспектов». В этой связи Белград настаивал на том, чтобы Совещание по безопасности и сотрудничеству уделило особое внимание военной составляющей европейской безопасности[1417].

Руководство соседней Албании, не являвшейся, как и СФРЮ, членом Варшавского пакта, было вынуждено учитывать происходившие в системе международных отношений изменения. Два знаковых события были восприняты Э. Ходжей с особой озабоченностью. Первым из них было долгое молчание китайской стороны по поводу судьбы внезапно исчезнувшего осенью 1971 г. из общественной жизни министра обороны КНР маршала Линь Бяо, который, как потом выяснилось, разбился в авиакатастрофе над Монголией во время его бегства в СССР. Сам глава АПТ интересовался тем, был ли согласен глава военного ведомства КНР и один из наиболее влиятельных в партийно-государственной номенклатуре коммунистического Китая человек с политикой нормализации взаимоотношений с США. Полученная Э. Ходжей от албанского посла в Пекине информация, вероятнее всего, являлась пересказом неофициальных слухов. Она давала основания Тиране считать, что в руководстве КПК готовился военный заговор[1418].