Балканы. Красный рассвет

Уж лучше попроситься в Россию… в самую глухую Сибирь, где зимой птицы замерзают на лету – только для того, чтобы выйти замуж за настоящего мужчину. Но попасть в Россию можно только в том случае, если ты там родился (как герр Шульц) или если обладаешь какой-нибудь ценной специальностью. Но, к сожалению, профессия бакалавра философии, диплом о которой у меня имеется, в список ценных специальностей не входит. Это вообще не специальность, а просто диплом, не дающий никаких особых преимуществ, помимо того, что по важным датам его можно показывать гостям. То, что я теперь могу разговаривать по-русски, дает мне определенное преимущество при наличии профессии, а ее-то как раз и нет… Можно, конечно, попытаться завлечь какого-либо начальника, но… кажется, это мало отличается от проституции, и потом, если история выйдет наружу, получится скверно. Здесь и сейчас наше положение не определено. Я, а также другие «девочки», не принадлежали к числу военнослужащих, а значит, нас нельзя отправить в концлагерь, и в то же время никто из нас не пожелал репатриироваться в Германию двадцать первого века. Остается только ждать, пока закончится война и мы получим возможность вернуться в НАШУ Германию или выбрать другой путь. А я, помимо этого, еще ищу возможность для того, чтобы самой определять свою судьбу, а не брести покорно в указанном направлении. Я девушка способная, я справлюсь.

С недавних пор моя «карьера», как говорится у русских, неожиданно «пошла в гору». Десять дней назад «за хорошее поведение и прилежание» меня перевели из госпиталя для немецких пленных в госпиталь русских из будущего – туда, где они лечили своих раненых и особо важных персон из пленных, которых не доверяли нашим коновалам (таким как доктор Грубер). Так получилось, что меня назначили сиделкой-переводчицей к… Иштвану Хорти, сыну венгерского регента, который недавно попал в плен. При этом мне дали понять, что на меня возложена чрезвычайно важная миссия, которая сделала бы честь любой девушке. Естественно, я ликовала и втайне гордилась своим умом и своим талантом, благодаря которым меня выделили из всех остальных и доверили ответственное дело… Мое усердие (правда, пока только в изучении русского языка) уже стало приносить свои дивиденды.

Конечно же, я старалась быть образцовой сиделкой, и у меня это получалось. В госпитале я привыкла делать «грязную» работу: подставить судно, подмыть лежачего раненого, или накормить с ложечки беспомощного человека. К счастью, пациент мой имел покладистый и миролюбивый характер. Меня не оставляло чувство, что ему неловко из-за, что за ним ухаживает посторонняя женщина – не мать, не жена и не доверенная служанка, которая знала его еще с пеленок. Он разговаривал со мной тихим голосом, очень вежливо, и то и дело извинялся, когда ему казалось, что он доставляет мне слишком много хлопот. Короче говоря, идеальный пациент – спокойный и воспитанный. Радовало то, что мы с ним понимали друг друга – он отлично владел немецким и говорил на нем с приятным, мягким акцентом. Да это и неудивительно: ведь когда он родился, его страна называлась Австро-Венгрия, а его отец, нынешний регент, тогда служил адъютантом у самого императора Франца Иосифа. В восемнадцатом году, когда все рухнуло, Иштвану было уже целых четырнадцать лет – вполне зрелый и сформировавшийся молодой человек.

Первое время он больше молчал. Очевидно, его раны болели и ему было не до бесед. Но потом, когда его сильный организм начал активно восстанавливаться, он становился все разговорчивее. Также по мере выздоровления менялось и его настроение.

– Любезная фройляйн Паулина, – как-то обратился он ко мне, – простите меня, но я должен вам это сказать – вы такая красивая! Я любуюсь вами с первого дня, и, сказать честно, удовольствие от созерцания вашей красоты существенно улучшает мое состояние… Правда-правда. Красота – это тоже лекарство! Причем чем больше доза, тем лучше самочувствие!

– Спасибо, вы так милы… – Я улыбнулась ему без всякого кокетства: именно так, как и следует это делать сиделке, поправляющей больному подушку.

– Наверное, ваш молодой человек счастлив, что у него такая очаровательная невеста? – продолжал он.

– У меня нет молодого человека, – просто ответила я.

– О… как же так? – непритворно удивился он. – Кругом столько бравых героев – неужели никто из них не смог покорить ваше сердце?