– Августин, я возьмусь тебя обучать, ты заслужил.
Он вложил в руку мальчишки кусочек яблока.
– Для начала подружись с конём. Держи ладонь открытой, он сам возьмёт угощение.
Конь принюхался к ладошке мальчика и взял влажными губами плод. Глаза ребёнка засияли, и он осторожно погладил коня. Рыцарь подставил руку, помогая юному послушнику взобраться в седло.
– Не бойся. Его имя – Эклер. Он обученный и смелый. И никогда не сбросит тебя, если, конечно, я его об этом не попрошу, – с улыбкой сказал Вейлор.
Конь заржал в подтверждение слов хозяина и забил копытом. Мальчик испытывал сильный трепет, впервые оказавшись на лошади. С восторгом и изумлением взирал он сверху на рыцарей. Августин пригнулся и замер, почувствовав, как под ним двинулась вперёд живая махина.
– Держись прямо. И если не хочешь дать команду коню, не дергай повод без толку, – поучал Вейлор.
Наблюдая за ними, Дамиен сделал свой вывод: «Какие опасные знания у этого мальчишки. Любая бумага может обернуться неприятностью для её хозяина, побывав в таких-то руках!»
До Лиона добрались без происшествий. Решено было не задерживаться, а ехать прямиком в прецепторию.
Городок с виду не отличался особой привлекательностью и роскошью, скрывая от чужаков быт и достаток горожан за скучным однообразием фасадов, чего нельзя было сказать про внутренние дворики. Дома, тянувшиеся к небу, заслоняли собой ухоженные садики от яркого света, сохраняя приятную прохладу на протяжении всего дня. Глядя на искусные барельефы и статуи, застывшие в раз и навсегда определённой для них позе, чувствовалось, что зажиточные лионцы охотно раскошеливались на обустройство своих дворов. Притаившиеся повсюду львы оправдывали название города. Они гордо смотрели с дверных молотков, с фасадов зданий и башенок, вытеснив оттуда горгулий. Вейлор столкнулся с подобным ощущением впервые; казалось, что эти благородные звери отовсюду за ним наблюдали. Маленькие причудливые улицы сплетались, образуя манящие и одновременно пугающие путников лабиринты. Порой казалось, что переулки сдвигаются, и стены вот-вот сомкнутся друг с другом в конце пути. Молодой шампанец невольно сравнивал родные земли со здешними. Может, от того, что всё здесь было незнакомо, душе Вейлора не хватало привычного простора.
На улицах было многолюдно, горожане спешили по своим делам. Юноша ехал, никого не замечая вокруг, его глаза видели только Алейну. Она грезилась повсюду. Вот мелькнуло её платье, и он уже готов скакать следом. Девушка в толпе тряхнула копной каштановых волос, и захотелось её окликнуть: вдруг это и вправду его возлюбленная, появившаяся здесь каким-то чудесным образом. Чувство шло наперекор разуму. Вейлор, помотав головой из стороны в сторону, отбросил наваждение и огляделся.
Отряд выехал на торговую площадь. Тамплиеры, не сбавляя хода, следовали своей дорогой. Впереди под флагами Карл и Рене. За ними двигалась повозка, следом Милош и Дамиен. Вейлор замыкал это шествие. Неожиданно Дамиен соскочил с коня и передал Милошу поводья. Сержант Ордена о чём-то пошептался с богемцем. Вейлор уловил мимолётный блеск в глазах друга, и тут же его внимание отвлекла толпа. Там явно что-то затевалось.
Тем временем Дамиен, натянув капюшон на голову, слился с группой странников. Наскоро переговорив с паломником в полосатом одеянии, юноша простился с ним. Собравшиеся на площади люди заслоняли обзор. Толпа шумела. Дамиен поднялся на ступени крыльца суконной лавки, чтобы оглядеться. Он искал глазами рыцарей Ордена и разглядел вдали знакомые очертания. Плащи тамплиеров выделялись светлым пятном, привлекая внимание. Отряд удалялся.
Людской гомон усиливался. Живая волна начала бурлить, не скрывая злобы и недовольства. Дамиен силился понять, что тут происходит. Он взирал на разгневанную толпу, которая, видимо, жаждала одного: расправы над кем-то. Народ стекался с близлежащих улиц к центру площади, и скоро здесь будет совсем не протолкнуться. Женщины, старики, дети – все были объединены какой-то нездоровой страстью. Их лица, выказывая ненависть, словно сливались в одну сплошную безобразную рожу. Это выглядело особенно омерзительно на фоне умиротворяющей картины осени с её щедрыми подношениями, лежавшими повсюду в лотках и тележках. Но у толпы слепой разум, ею правит дикий инстинкт, выказывая несовершенство природы, выставляя напоказ неудержимый гнев. Предрассудки ослепляют людей, отравляя душу, превращая их самих в безумных зверей.
«А ведь утро каждый из них начал с молитвы…» – с горечью подумал юноша.