Глаза юноши загорелись:
– Я пытался высвободить пользу, заключенную внутри вещества. Это я потом прознал, отчего книжный том, хранивший эти учения, был под тремя печатями. Кто же знал, что в обыкновенной книге томился неистовый хищник?! Как только я выпустил эту скрытую силу, пробудился настоящий ураган, зверь! Ой, Божечки! – схватился за голову чумазый рассказчик. – Сначала пламя было небольшим, но потом огонь словно ожил. Покинул чан, в котором я его готовил, и полез на стену. Он поедал всё, до чего дотрагивался. И тогда я решил, что он не злой и не дикий, а просто голодный, и подкормил его. Вы не поверите, милорды, какой буйный аппетит у этой стихии! Он поглотил ложку, закусил табуретом, подрос и стал лопать даже то, что не следовало есть. Очень неразборчивым оказался. Я твёрдо решил прекратить опыт, взяв заготовленный бочонок с водой. Однако я не дошёл до тех страниц, где предупреждают, что так хитрый огонь не погасить.
Милош и Дамиен изумлённо переглянулись, видимо, враз поняли, о каком огне зашла речь.
– Как только я плеснул жидкость, всё и стало выглядеть плохо, хотя прибежавший на пожар настоятель назвал это ещё хуже. Но нам не разрешалось молвить такие бранные слова, – закончил он рассказ и горестно добавил, – жаль. Как они теперь, бедные, перезимуют?
– Кто? Монахи? – уточнили храмовники.
– Нет. Коровы. Ведь я всё сено в сарае спалил… нечаянно, – вздохнул бедолага.
Рыцари не знали – плакать или смеяться.
Тем временем один из монахов спустил со стены Луке корзинку с овощами, сказав, что воду они наберут в ручье сами, а заночевать можно в старом коровнике. Затем махнул рукой куда-то в сторону и исчез за забором.
– Босым далеко не уйдёшь, – задумавшись, заключил Дамиен, – пойдём с нами, Константин. Что-нибудь придумаем.
Поскольку доброго отдыха не вышло, храмовники отправились дальше, искать коровник. Остальные покорно потянулись следом. По дороге цистерцианец расспрашивал Константина. Случайный попутчик, чувствуя неподдельный интерес к своим учёным пристрастиям, охотно отвечал на все вопросы, с гордостью рассуждая о важности практических опытов.
– Что будет потом, чадо, когда ты найдёшь то, что ищешь?
Лицо Константина засияло, признав в старом монахе единомышленника.
– Он поощряет благое рвение и открытия, – указывая на небеса, не задумываясь, ответил Константин, – и течение жизни должно струиться, как задумано Отцом нашим. Рождённое дитя уже норовит всё узнать. Пытливость – Божий секрет, который Он вселил в разум человека. И в мой!
Константин заглянул Луке в глаза, ища одобрения.
– Да, – соглашаясь, кивал собеседник, делясь собственным наблюдениями на этот счёт, – в то время как дитя торопится всё узнать, мужчина думает, где это применить, а старик – кому рассказать.
– Выходит, мы все ищем, – парень улыбнулся и тут же повеселел.
Лука достойно оценил убеждения столь юного философа, как и то, что его «котелок» далеко не пуст, чего нельзя было сказать об их желудках. Однако интересная беседа всё же отвлекала путников от нарастающего чувства голода.
– Любое открытие предполагает ответственность, – молвил священник, – попомни: почва предопределяет плоды взращённого тобой семени, а духовность есть та основа, которую даровал нам Господь.
Вдруг монах ни с того ни с сего осторожно слез с повозки и с несвойственной ему живостью сбежал с дороги. Он принялся что-то усердно искать в жухлой траве меж пышных кустарников. Всадники остановились, проявляя интерес к действиям монаха. Наконец он распрямился и подозвал мальчишку. Тот подошёл и, недоумевая, уставился на какие-то плоские камни.
– Видишь, это старая римская дорога, точнее, то, что от неё осталось. Ей уже сотни лет. За это время умники вроде тебя напридумывали много разного: мечи стали острей, щиты крепче, луки бьют дальше, – Лука, стоя по пояс в кустах можжевельника, рукой очертил дугу от себя до всадников, – а дороги-то стали уже! Примени, чадо, свои знания во благо, ибо истинная польза заключена не в веществе, а в собственных деяниях.
Константин, почесав затылок, недоверчиво пробубнил:
– Как же без опыта понять главное: какова эта истина? Пока не схватишь кочергу рукой, не узнать: горяча она или остыла.
– Святой отец, стоит ли тратить время столь просвещённого человека на этого непутёвого? – спросил Рене.
– Я полагаю, что стоит. В лице Господа каждый из нас – непутёвое дитя. Всевышний тратит на нас вечность, чтобы мы поумнели. К тому же, юноша, как и я, верит, что знаниями выстлана дорога к Богу. Ну же! – монах воззвал к рыцарям, – оцените молодое рвение: который раз он идёт учиться.
– Угу! – подтвердило непутёвое дитя.
– И это слова священника? – усомнился Рене и стал запальчиво утверждать свою правоту. – А как же мой прадед, дед, отец и я сам? Книг мы не читывали, но это не помешало нам быть храбрыми рыцарями. И больше века с мечом в руке сражаться за святые земли, нести благо, прокладывая свой нелёгкий путь.
Разговор быстро принимал более привычный для рыцарей оборот. Карл не остался в стороне и внёс в спор собственную лепту: