Баллады снова солгут

Спустив босые ступни на пол, я поёжилась от сквозняка, которым резко потянуло со стороны окна. Даже если бы мне сказали, что через мгновение я упаду со стрелой меж глаз, я не смогла бы отвести взгляд от гибкого стана подруги.

— Я рада, что смогу запомнить тебя такой, как сейчас, Тиви. Видеть во снах… то самое… было больно.

Голос Тиви зазвенел тихим смехом, совсем, как преследователи-вьюнки два сна тому назад. Она сделала шаг в мою сторону, и её взгляд блеснул аметистом.

— Жар твоего сердца не спутаешь ни с чем иным. А ведь когда-то я боялась огня…

Я поднялась. Мы с Тиви были одного роста, но её красота сияла много ярче моей — даже тогда, измученная и больная, она походила на цветок яблони, плывущий по весеннему ручью.

И для меня, сходной видом с пересохшей веткой, этот цветок долго оставался единственным смыслом.

Когда расстояние между нами сократилось вдвое, подруга сказала:

— Я пришла, чтобы просить тебя принять дар Луны, ибо ты его заслужила. Не благодари её, но и не отворачивайся от её лика.

— Как я могу принять то, что убило тебя?

Тиви склонила голову набок и пытливо взглянула на меня, роняя серебристые волны кудрей мимо плеча.

— Под лунным светом все сердца обнажены, Эльн. Давай не будем тратить время на шелуху.

— О чём ты?..

— Ты ни в чём не виновата перед нами. Не следует считать себя предательницей лишь потому, что ты осталась жить.

Чувствуя странное головокружение, я нащупала рукой спинку кровати и ухватилась за неё.

— Я дважды могла отомстить… и не сделала этого.

— Никому не нужна эта месть. Ни нам, ни Луне.

— Луна убила вас!

— Луна сохранила нас.

Лёгким, танцевальным жестом Тиви подняла руку к своим волосам и достала из них цветок вьюнка — точно такой же, как у меня.

— Она никогда не хотела нашей боли. И, если быть честными до конца, этого не хотел никто. Мы не множим скорбь; не следует и тебе.

Глядя на трепещущие лепестки в ладони подруги, я поняла, что дрожу. Заметила это и Тиви. Убрав цветок обратно в волосы, она обняла меня за плечи и усадила на постель.

— На тебе нет вины за то, что случилось. Нас, Пасынков Луны немного, и только ты одна можешь свободно ходить в дневном мире. Если ты примешь свою силу и вернёшься на Лунные Поля по собственной воле, однажды ты сможешь прийти и в наш дом.

Я подняла глаза на Тиви, но не смогла различить её лицо за неожиданными слезами. Тяжело стучащий комок внутри моих рёбер покрывался жгучими трещинами и вспыхивал болью от каждого вдоха. Подруга прижала меня к себе и поцеловала в висок.

Сквозь собственные рыдания — и кто мог бы подумать, что я способна так содрогаться, а в моих глазах содержится столько влаги? — я услышала хрустальный шёпот:

— Семья остаётся семьёй, и неважно, сколько из нас ушло к Луне. Мы не отвернёмся от тебя, даже если это сделает весь мир.

— Почему ты не пришла раньше, Тиви?.. Почему?..

— Я приходила, Эльн. Каждый сновидец оказывается на Лунных Полях, и едва твои сны приближались к нашему дому, я входила в них, но… не могла дозваться. Каждый раз я лишь воскрешала в твоей памяти старую боль, и на что мне твои мучения?..

Тиви подняла меня за подбородок и ласковым прикосновением стёрла дорожки слёз. Камин внезапно погас, и единственным источником света в спальне остались лепестки вьюнков.

— Теперь ты сможешь прийти сама, и я буду ждать. Луна объединила нас, Эльн, для неё мы — одно целое. Пожалуйста, обещай мне, что ты не будешь больше отвергать её.

Я кивнула и уронила лоб на плечо подруги.

Мерцание серебра и аметиста вокруг нас становится всё сильней, и вот это уже не странный и чуждый свет, но самая суть сна, текущая по моим венам…

— Не прощаемся, — нежно усмехается Тиви, а я закрываю глаза в последний раз.

24

Кажется, я проснулась от собственной дрожи. И первым моим желанием было проверить, нет ли за ухом вьюнка.

Но цветок исчез. Кроме того, душная действительность жилища Ганглери и её приглушённые звуки явно меркли в сравнении с нестерпимо яркой и живой тканью снов. Я затрясла головой, пытаясь сбросить с себя остатки дрёмы: страхи и желания имели такую пугающую власть на Лунных Полях, что возвращаться под их сень в ближайшее время мне совершенно не хотелось.

Однако, едва схлынул первый испуг, я почувствовала себя иначе. Когда-то давно я слышала сказку о заколдованном короле, чей слуга сковал своё сердце железными обручами, чтобы не умереть от горя…

В моих ушах явственно стоял треск этих обручей, лопающихся в моей собственной груди.

Поднявшись на локтях, я ощутила тошнотворное головокружение, и мне пришлось зажмуриться, чтобы не испортить шкуры. Отпустило меня только спустя пару минут; решившись разлепить веки, я не сразу сумела извлечь окружающий мир из липкого тумана, в котором он утонул.

Единственным светом в пещере оставалось пламя очага, трескучее и радостное, будто предвкушающее некий праздник. Святоша куда-то исчез, но я не почувствовала никакой тревоги: если Ганглери разрешил ему встать, значит, угрозы больше нет.