Балтийцы (сборник)

Роковые пять минут минули, когда шлюпка находилась на полдороге между пароходом и нами. Командир повернул рукоятки машинного телеграфа и стал разворачивать лодку, направляя кормовые аппараты к пароходу. Пароход медленно подходил на прицел.

– Товсь, – тихо сказал командир.

– Товсь, – передалось в рубке.

– Товсь, – отдался заглушенный голос в кормовом отсеке.

Немецкие шлюпки подошли к борту лодки и уцепились за наши трапы. Люди напряженно уставились на пароход, не шевелясь, не говоря ни слова…

Кормовые аппараты медленно подкатились к линии придела.

– Пли, – сухо произнес командир.

– Пли, – повторили в рубке.

– Пли, – глухо отдалось в кормовом отсеке.

Лодка точно чихнула. Шипящий короткий вздох раздался в корме ее, и белая пенистая струя, точно костлявая рука смерти, потянулась к пароходу… Все застыли, устремив глаза на острие струи, которое все ближе и ближе подкрадывалось к пароходу… Секунды казались минутами. Струя удлинялась медленно и неуклонно. Вот она коснулась кормы парохода… И все еще ничего… Одна секунда… другая… И вдруг точно что-то дернуло пароход за корму. Лодка как-то звеняще и резко содрогнулась, а над кормой парохода с сухим треском стремительно взлетел черный столб дыма, обломков и щепок. Они сыпались вокруг нас, но никто не замечал их, не в силах отвести глаз от парохода. Он сразу осел кормой, как раненый зверь приседает на задние лапы. Нос задирался все выше и выше. Обнажилась подводная часть, сначала красная, потом ржаво-желтая. Корма заливалась водой. Течение сближало нас. Мы были совсем близко. Зрелище было жутким от необычайности: пароход вдруг стал на попа, строго перпендикулярно к поверхности воды. Огромное мокрое красное днище вздымалось к небу, пугая своей неустойчивостью и неестественностью положения. Крюки, анкерки, бухты троса и прочие предметы с грохотом сыпались из-под полубака в воду. За вьюшку с буксирным перлинем судорожно цеплялась кошка, мяукая и извиваясь. Не удержавшись, она оторвалась и, крутя в воздухе хвостом, полетела вниз.

Вода подходила к дымовой трубе. Волна хлынула в трубу. Еще несколько мгновений – и раздался новый взрыв. Опять щепки, обломки и угольная пыль столбом взвились вверх, мешаясь с облаком пара из разорвавшихся котлов. После второго взрыва пароход, сохраняя строго вертикальное положение, стал погружаться с необычайной быстротой, точно вонзаясь в воду. Через несколько секунд он скрылся бесследно и навсегда. Волны сомкнулись над ним, холодные и мрачные… Все молча смотрели на них, подавленные необычайным волнующим зрелищем.

– Капитана возьмем с собою, – прервал молчание командир.

Старший офицер передал по-немецки приказание командира, и капитан парохода вскарабкался к нам на мостик. Он натянуто улыбнулся и снял фуражку. Командир молча указал ему на входной люк, жестом предлагая спуститься вниз.

Капитан утопленного парохода, видимо, спал перед происшествием, так как был в пальто прямо на рубашку. За ним вслед с одной из шлюпок бросили его жилет, сюртук и несколько тяжелых свертков карт.

– Приготовиться к погружению, – приказал командир. – Отваливайте! – махнул он немецким шлюпкам, все еще цеплявшимся за наш борт. Сидевшие в них люди уже пришли в себя и рассматривали нас любопытными взорами. Женщины улыбались, ежась от утренней прохлады, и кутались в теплые платки.

Не видя с нашей стороны никаких жестоких намерений, шлюпки отошли от нашего борта и спокойно принялись ставить паруса. До берега было около 30 миль.

– Заполняй балластные. Лишние – вниз, – приказал командир. Помпы загудели с протяжным воем. Люди сошли вниз. Лодка стала уходить на глубину.

Старший офицер обходил палубы и поздравлял команду от имени командира и офицеров с первым успехом.

Записав точную широту и долготу утонувшего парохода «Гера» – Бремен – и проложив новый курс, я принялся рассматривать немецкие карты. В них обнаружилось много чрезвычайно важного и ценного материала – не для читателя, конечно, а для оперативного отдела Штаба флота. Капитан был подвергнут допросу. Он отвечал вежливо и обстоятельно, но видно было, что многое скрывал. Записав сведения об утопленном пароходе, я предложил ему собственноручно внести в мою книжку его имя и фамилию. Прежде чем сделать это, он долго и недоверчиво рассматривал написанное выше, вероятно, опасаясь подписать что-нибудь, ему неизвестное. Тогда я перевернул страницу и предложил ему написать его имя на первой строке сверху. Он успокоился и с достоинством начертал: Karl Stindt.

Старший офицер отвел ему койку в носовой палубе и велел за ним присматривать. Ему предложили обед, но он не прикасался ни к чему. Сняв пальто, сгорбившись, сидел на своей койке, упорно смотря в одну точку.