Бальзам из сожалений

А тот разговор, наверное, определил ход дальнейших событий. Возможно, Вероника даже не отдавала себе в том отчета, но Лариса разбудила в ней настороженность, бдительность и почти растоптанную гордость. И эти простые причины однажды в критической ситуации с Дмитрием, поверившим в свою безграничную безнаказанность, сделали ее способной на отпор. Она нашла способы избавить себя от кабалы брака-катастрофы и вернуться из этого плена в собственную жизнь. Ее не остановили даже стенания Димы на тему «не буду жить без тебя». Привычную, как хроническая болезнь, жалость вдруг вытеснило презрение к столь откровенной спекуляции и даже шантажу. Ника больше не верила в то, что так может выглядеть любовь. Так уродливо и так, в общем, подло. Она произнесла фразу, и даже Дмитрий понял, что это приговор их союзу:

– Я перестала понимать, почему меня должна так занимать твоя жизнь, если она не сильно нужна тебе самому. Ты взрослый человек, так распорядись же ею сам, как пожелаешь.

Было ли то освобождение победой Вероники? Конечно. Ей как будто удалось вздохнуть после удушья. Она вернула в свою жизнь краски, чудесные звуки и ослепительно яркие чувства. Настолько ослепительные, что влетела в очередную ошибку, на этот раз на волне не только жалости, но любви к человеку-беде номер два. Сейчас Вероника в третий раз замужем. Ее муж Вадим – заместитель главного редактора газеты, в которой она работает корреспондентом. По просьбе Ники Вадим около десяти лет назад принял на работу в отдел новостей и Ларису.

Сейчас Вероника, пересматривая в галерее памяти свою богатую коллекцию воспоминаний, листая дни, как картинки в самой важной книге судьбы, часто думает о том, что в самые бурные периоды жизни присутствие Ларисы никогда не становилось просто фоном. Каждая встреча, разговор, событие, связанное с Ларисой, память хранит как ценность. Как раритет редкой дружбы. Как знак важных перемен. И как скорбный, изысканный цветок на могиле единственной подруги.

Вероника приходит сюда раз в неделю. Ей по-прежнему легко и просто рассказать Ларисе то, чего она не доверит больше никому. А прощаясь, она никогда не забывает прошептать:

– Ты спи спокойно. Не беспокойся: я скоро вернусь. А если тебе все еще снится сон про мягкие подушки и теплые одеяла, плачь, пожалуйста, только от счастья. Я это чувствую. Такие твои слезы меня омывают теплым и родным дождем. Он мне милее солнца.

И Вероника бежит к машине, чтобы спрятать собственные слезы, которые топят свет в ее глазах. И это не теплый дождь, а кипяток из сожалений. Как редко, как скупо она говорила Ларисе слова преданности и поддержки. И даже не потому, что не приходило в голову высказать то, что чувствует. Просто Лариса, казалось, не испытывала потребности в сентиментальных признаниях. Ее стиль – сухие факты и четкие выводы. Так она излагала Нике этапы всех своих бед. Это помогало ей выстроить путь к преодолениям и только к ним. Вероника никогда бы не оскорбила Ларису жалостью, которая со временем становилась все более острой. А теперь воспоминания о том, каким нарочито небрежным и внешне бесстрастным был их контакт, сжигают сердце Ники на костре вины. Она так много поняла… Но не сразу. Она опоздала.

Тогда, десять лет назад, Веронике было тридцать лет, Ларисе – тридцать два. Лариса после университета реально мыкалась по каким-то конторам, куда ее брали в основном на временную замену. Она не стала настоящим журналистом. И дело не только или даже не столько в отсутствии таланта. Дело в том, что работа в ее планах была лишь средством достижения главной цели – найти мужа. Того самого, который будет состоять лишь из отобранных и отвоеванных Ларисой у судьбы достоинств. Ни о каком другом варианте не могло быть и речи. У Вероники, как повелось у них, все было наоборот. Для нее работа стала вдохновением, без которого и чувства гаснут, как угли без огня. Ей повезло с Вадимом в том, что они соратники и единомышленники. Что, конечно, не избавляет их союз от множества «но». Иногда после ночи ссор и выяснений отношений Вадим вылетал из квартиры один, а Вероника делала вид, что досыпает, в то время как все нервы были натянуты до степени звона и норовили разлететься в клочья в любой момент. Она с трудом поднималась, приводила себя в порядок, добиралась до редакции и планировала страшную месть: не заходить к нему, не общаться, не сдавать материал в номер. Пусть видит, что ей все это перестало быть нужным. Как и он сам. Муж явно не был идеальным ни по каким параметрам. И тут же он звонил, велел зайти. И она бежала в его кабинет, застывала на пороге и вздрагивала от вопроса:

– Где материал в номер?