Банальная история

И вспомнилась Григорию Вера Носикова, какой она была в третьем классе. Толстая, некрасивая, с пробивающимися, еще неуверенными, робеющими на ветру, но уже заметными черными усиками над пухлой губкой. Она была злючкой, врединой, никто ее не любил. Это она, кстати, была подругой Эллочки, той самой, которая задиралась и говорила гадости про Гришку за дедовской баней. Ах да, за это и не любил ее Гришка, и мстил, как только мог! Дергал за косички, обзывался, показывал язык. На огонь она всегда отвечала огнем, и было это в порядке вещей, а однажды, отмучившись в школе, идя домой, довольно размахивая портфелем, перепрыгивая лужи, Гришка заметил слезы у больших зеленых глаз, глубину которых он заметил только тогда.

Непонятно, как они подружились, у них не было ничего общего. Им не о чем было поговорить, посмеяться, у Верочки совсем не было чувства юмора, так Грише казалось в детстве, сейчас же, вспоминая ту или иную шутку, он тихо, сдерживая слезы, посмеивался, а порой и хохотал, ведь лишь теперь, как оказалось, он дорос до них. Им всегда было весело вдвоем. Если не весело, то хорошо, уютно. Гриша до глубокого вечера сидел в гостях у Верочки (у него дома постоянно плакала младшая сестра), пил с ней чай, делал уроки. В комнате у Верочки было хорошо. Стены обклеены бежевыми обоями с золотыми завитушками, Грише всегда нравилось рассматривать их; часто они с Верочкой сидели молча, рассматривая эти самые завитушки, и молчание почему-то не тяготило, не навевало скуки, оно было домашним, теплым, как молоко с медом в постели, таким родным, незаменимым… Только сейчас Григорий осознал, как хорошо было в комнате у Верочки, она угощала его конфетами, всегда утешала, выслушивала… Ее мама готовила такое вкусное печенье, с шоколадной крошкой, и покупала бананы, желтые-желтые, в круглой вазе…

– Верочка…– прошептал Григорий.

В первый раз они расстались лет в двенадцать, Григорий поступил в школу для умных мальчиков, получал больше домашних заданий, которые не делал, но использовал, как отговорку от всего на свете, в том числе от встреч с Верочкой. Сначала они гуляли по выходным, потом только по праздникам, а вскоре вовсе перестали общаться. Через четыре года он вернулся в старую школу, но с Верочкой почему-то даже не поздоровался, хотя, кажется, хотел. Первыми за много лет словами они обмолвились только в ноябре. Они столкнулись в коридоре, Григорий шел навстречу своей новой пассии, Катерине, первой девушке, с которой он начал практиковать «Долой любовь, даешь привычку»; Катерина стояла в самом конце коридора, показывала ему какие-то знаки, смеялась, вот он и не заметил Верочку и налетел на нее. Все было словно в низкопробном кинофильме: они столкнулись, она громко ахнула, ее книги упали на пол, они одновременно нагнулись за ними, ударились лбами. Избитый прием мелодрам! Он не сразу узнал ее, постройневшую, похорошевшую. Верочку нельзя было назвать красивой, но было в ее опушенных глазах под стеклами очков, туго затянутых на затылке волосах что-то, вызывающее добрую улыбку.

Поговорили они только через год. Не то чтобы Григорий не чувствовал Верин взгляд, безмолвно, но беспрестанно просящий обратить на нее хоть немного внимания. Чувство вины и Ромка Разин заставили Григория подойти к Вере, но сделал он это на глазах у всего класса, сел перед ней, сказал что-то доброе, вспомнил в двух словах былые деньки, как они катались на ковре и бились подушками, Вера в ответ умильно улыбнулась и что-то очень тихо ответила. После четырех таких разговоров, проходящих по одному и тому же маршруту через дебри, выросшие между двумя молодыми людьми, дружившими когда-то, совесть Григория была чиста, он, как ему казалось, выполнил свой долг, отблагодарил за все, что было ему дано в минуты полного одиночества, ведь в детстве его почему-то никто среди сверстников не любил (никто, кроме Верочки). Он догадывался, что после каждого такого разговора Верочка плакала в туалете, но ничего не предпринял, хотя, кажется, хотел что-то предпринять.

В последний раз он видел ее на выпускном. Она была в пышном голубом платье, с безвкусным бантом за спиной, глаз с него не сводила, вздыхала, единственная ни с кем не танцевала. Григорий в тот день был с Катериной, которая уже планировала свадьбу и выбирала имена для детей. В том, что Григорий никогда больше не увидит Верочку, он был уверен так же, как и в том, что меньше чем через неделю он бросит Катерину, забыв о данном предполагаемому будущему тестю обещании беречь «его девочку». Чтобы избежать дальнейших вопросов, скажу, забегая вперед, что Катерину Григорий бросит у алтаря, несмотря на то, что она носила его ребенка; о том, что в тот же день в той же церкви другая невеста бросила своего жениха, и этот жених выбрал укромным местом для рыданий тот же переулочек через дорогу, что и Катерина, Григорий узнал из предложения стать крестным отцом их третьего ребенка; он, разумеется, отказался.

– Вера, она ведь ушла с тобой, Ром, с выпускного, – вспомнил Григорий. – Да, точно с тобой!