Банкир

– Почему «наверное»? Как все трудоголики, отдыхать не умеешь и думаешь о работе всегда?

– Нет, у меня случай поглупее…

– Да?

– Я не помню, чем занят.

– Подумаешь… У меня того хуже: я все время занята, но не могу уразуметь, чем именно. И зачем мне это нужно. Наверное, это и есть депрессия. Или – идиосинкразия. Или – фрустрация. Красиво излагаю, а?

– Стильно.

– Вроде ничего не упустила.

– Кроме амнезии.

– Потеря памяти? Да нет, с памятью у меня все нормально. Кажется, помню даже то, чего не было…

– Как это?

– Знаешь, песня такая была? «Все, что было не со мной, помню…»

– Ага.

– Вот так и я. Порой фантазии реальнее, чем окружающее. Не бытие определяет сознание, а наоборот. Вернее, некое бессознательное определяет другое бессознательное, что мы принимаем за бытие. Загрузила?

– По самые уши.

– То-то!

Бежим по краешку шоссе. Нас обгоняет здоровенный джип, похожий на катафалк. Движение его неожиданно замедлилось, джип вильнул к обочине и замер, перегородив нам дорогу. Передняя дверца распахнулась, оттуда вывалился крепко поддавший раскормленный детина; из салона – грохочет музыка. Там, за густо тонированными стеклами, вполне может разместиться полдюжины таких кабанов, и тесно им не будет. М-да… Похоже, на ближайшие пять минут наше и бытие, и сознание будет определяться уже не нами.

– Ну вот, накаркали… – севшим голосом произносит девушка.

– В смысле? – «не понимаю» я.

– Отморозков не надо было поминать всуе. Как ты с ними, ладишь?

– Сейчас узнаем.

Детина улыбается широким ртом. Кроме рта на заплывшем, налитом лице можно было различить только крохотные бусинки глаза, а голова кажется напрочь лишенной шеи и прикрепленной прямо на туловище.

– Ну этот динамовец-разрядник и сам дойдет, а вот девчонку мы подбросим, – сказал он, полуобернувшись, кому-то в салоне. – На мордашку она еще симпатичнее, чем со спины. Ну а пониже спины – просто эта, как ее… Ну по «ящику» ее показывали, в натуре…

Парниша склонил голову, оценивающе оглядывая девушку с головы до пят. Меня он, похоже, просто не заметил. Главная ошибка выбравшего пепси поколения – не замечать старших. Или – не принимать их в расчет. Ну а если он, кроме пепси, выбрал еще и «Сникерс»… И особое удовольствие получает от претворения в жизнь рекламного слогана: «Они никогда не платят». Хм… Кажется, я раньше имел дело с деньгами… Потому как знаю точно: тому, кто не платит вовремя, приходится расплачиваться… И не только по своим счетам.

– Меня зовут Миша, – чуть шепелявя, выдавил детина сквозь плотный ряд зубов, глядя на девушку. Удостоил вниманием и меня, но не большим, чем бульник на дороге:

– Что застыл, труси себе дальше от инфаркта, худощавый. Пока мы добрые и хлебло не раскололи. Ну? Мелкой рысью – арш!

– Да не аршуется что-то…

– Че-го? – Глазки амбала выкатились из-за щек, уставились на меня не столько с любопытством, сколько с оторопью – надо же, его отпустили, а он?.. Ни благодарности, ни хрена… Ну и ладно, допросился…

На лице увальня мелькнуло какое-то даже удовлетворение, и прежде всего оттого, что думать уже больше не нужно… Губы остались растянутыми в улыбку, без того маленькие глазки сузились и стали похожи на жала сапожных заточек…

Он, словно нехотя, двинулся ко мне. Из бибики высунулась любопытствующая рожа второго: худая, костистая; желваки, на сведенных скулах похожи на конские, и смотрит он на этот мир широко раскрытыми глазами, предвкушая развлечение.

Увалень уверен в собственном превосходстве. Он даже не разогревает себя словами, как и не тратит сил на «психическую атаку» – дескать, фраер, давно тебе хребет не ломали?.. Я для него досадное недоразумение, задерживающее основное «лакомое блюдо»: кувыркание с «лялькой» в пахнущем дорогой кожей салоне под грохотание квадродинамиков.

Нет! Я был не прав! Погорячился! Отказать себе в удовольствии «пописать мутного фраера» мальчонка не может. В его короткопалой лапе появляется «бабочка». С ласкающим слух обладателя лязгом она «шелестит крылышками»; лезвие блестит ярко, по-киношному… Так же, в суперменовском стиле, он отставляет руку чуть в сторону… Вот только в глазах: ни киношного благородства, ни злодейской ненависти… Пустота. Как говорят на Руси – нежить. А потому человека порежет он этим клинком легко, словно кусок целлулоида…

Самое противное, что я тоже ничего не ощущаю. Ни прошлого, ни будущего, ни бытия, ни сознания… «В теле – такая приятная гибкость образовалась…» Амбал делает шаг, еще… Если подойдет вплотную – мне не справиться: уж очень туша велика. Он делает еще шаг. Дергает рукой с зажатой «бабочкой». Губы ощерены, от улыбки остался только оскал. Зубы неровные, в желтоватом налете… Ап!