Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Прочие ростовщицы, чьими мужьями были простые солдаты, тоже подавали властям прошения о том, чтобы их выслали на родину в Польшу, хотя ни у кого из них не было новорожденных детей, но получили отказ. На Русском Севере им было сложнее интегрироваться в жизнь маленьких городов. Например, 65-летний отставной солдат Мендель Ландарь владел в Москве кузницей с наемными рабочими, но в ссылке, наконец найдя место, где имелся спрос на его навыки, он был вынужден арендовать мастерскую, чтобы заработать на жизнь. Однако к 1882 году все эти лица были освобождены от полицейского надзора и получили разрешение избрать любое место жительства, кроме двух столиц и их окрестностей. Как и в случае Честнокова, этим людям приходилось непрерывно подавать прошения властям в надежде на то, что те изменят свое отношение к ним[216]. Также важно отметить и то, что власти в конечном итоге соглашались смягчить наказание.

Право высылать нежелательных заимодавцев сохранялось за провинциальными губернаторами до самого конца империи, однако политика по отношению к ростовщичеству несколько раз менялась после Великих реформ. К тому времени правительство признало, что законная ставка в 6 % была недопустимо низкой. Подразумевалось, что такие законы, которые по определению невозможно было соблюдать в рамках общепринятой коммерческой практики, подрывали целостность юридической системы. Один анонимный доносчик, обличавший жандармам известного петербургского ростовщика 1860-х годов Владимира Карповича, утверждал, что закон против ростовщичества было легко обойти, и указывал, что «ежели бы закон… считался бы несвоевременным или неудовлетворительным в наш меркантильный век, то лучше было бы озаботиться изменением или уничтожением этой статьи, чем позволять нагло нарушать ее, давая возможность распространяться идеям неуважения закона, пагубно отражающимся на спокойствии всей страны»[217]. Наконец, в соответствии с общими тенденциями, свойственными Западу в XIX веке, и с некоторыми другими мерами по либерализации российского финансового и кредитного рынка, предпринятыми в 1860-х и 1870-х годах, закон от 1879 года отменил все ограничения на размер процентов, взимавшихся с заемщиков[218].

В законе 1879 года указывалось, что в дальнейшем должны быть выработаны специальные правила в отношении хищнической практики кредитования, подлежащей преследованию как ростовщичество; эти правила, в конце концов принятые в 1892 году, подобно их европейским аналогам, предусматривали замену единого потолка допустимых процентных ставок более гибким механизмом, призванным предотвратить злоупотребления в отношении особенно уязвимых лиц, в первую очередь крестьян[219].

Разумеется, это было не единственным потенциальным решением: имелась также возможность сохранить некоторые минимальные ограничения, но в то же время позаботиться о том, чтобы кредитование благодаря исключениям и пробелам в законе и впредь оставалось прибыльным – например, в случае коммерческого кредитования. Отмененная было максимальная процентная ставка была вскоре установлена вновь законом от 8 июня 1893 года, на этот раз в размере 12 %. Снова были приняты специальные правила, ограничивавшие так называемое сельское ростовщичество, считавшееся особенной бедой русской деревни[220]. Однако публичные процессы по делам о ростовщичестве оставались редкостью. Одно такое характерное дело передает юрист Григорий Розенцвейг в своем собрании случаев из русской юридической практики; одним из его действующих лиц был Владимир Пашкевич, отставной генерал-майор, преподаватель математики в престижной Михайловской артиллерийской академии в Петербурге и известный специалист по баллистике; он предстал перед судом в конце 1890-х годов за то, что взимал со своих многочисленных должников, принадлежавших к состоятельным социальным слоям, деньги по ставке 36 %. Пашкевич был осужден, несмотря на то что в попытке избежать проблем с законом он использовал посредника, игравшего роль легального заимодавца, а впоследствии утверждал, что займы, о которых шла речь, были выданы до того, как новый антиростовщический закон вступил в силу. Сенат, куда он подал апелляцию, согласился с его аргументами и отменил приговор[221].