– Она вся в чем-то липком, – сказал Тамулти и опять чиркнул спичкой. – Да это же кровь! Это та женщина, которую бил ее благоверный супруг! Из ревности он перерезал ей горло, а теперь скажут на нас. Надо бежать отсюда, пока нас никто не видел. У меня дома можно умыться.
И тут он услышал грохот колес подъезжающей тележки.
– Быстрее прячемся во дворе, – шепнул Даффи и они, не разбирая дороги, умчались в темноту.
Леви Дымшиц возвращался домой с Уэстоу-Хиллской ярмарки в Сиднеме, чтобы оставить товары у жены и отвести своего пони в конюшню в Джордж-ярде на Ганторп-стрит. Он потянул за вожжи и лошадка послушно повернула в знакомый двор. Однако не успела тележка Дымшица миновать раскрытые настежь ворота, как пони всхрапнул и прянул назад. Дымшиц едва не свалился на мостовую. То, чего испугалась лошадь, было большой темной массой справа у стены почти сразу же за воротами, похожей на кучу грязи. Он попытался понудить пони идти дальше, но животное упрямилось. Дымшиц вгляделся в темноту и потыкал в кучу кнутовищем. Сомнения в том, что это именно куча грязи, заставили его спрыгнуть с тележки. Даффи с Тамулти слышали, как он безуспешно чиркал спичкой.
– Пьяная тварь, – пробормотал Дымшиц по-еврейски, видимо ни на секунду более не сомневаясь, что это его жена, и вошел в клуб, чтобы позвать кого-нибудь помочь. – Надо перенести ее в дом.
Воспользовавшись моментом, Тамулти бросился к воротам и исчез. Замешкавшийся Даффи услышал из клуба голос благоверной супруги управляющего, когда тот стал подниматься по ступенькам в клуб, и не решился последовать примеру американца.
– Где ты шлялся так долго? – мадам Дымшиц, разъяренная неповоротливостью слуги, опрокинувшего тарелку с фаршированными гусиными шейками, была рада, что можно сорвать злость еще на ком-нибудь.
– Разве это не ты там лежишь у ворот?! – искренне удивился Дымшиц.
– Я?! Да в своем ли ты уме? Я кормлю всех этих оболтусов, у меня нет времени даже прилечь!
– А кто же тогда валяется там снаружи? – еще больше поразился Дымшиц.
– А мне почем знать! Пойди да посмотри.
– Боязно как-то, – сказал Дымшиц. – Любезный, – обратился он к заспанному Гиллеману, вышедшему из комнаты в поисках съедобного. – Поднимись в клуб, попроси кого-нибудь спуститься. Здесь у ворот лежит тело.
– Нашло место, где лежать, – сказал куривший на лестнице социалист.
– Пойдемте, посмотрим, что можно с ним сделать, чтобы оно не лежало, – сказал Дымшиц.
– Известно что! – вмешалась разозленная мадам Дымшиц. – Поднять его да выкинуть.
Дымшиц и его товарищ, взяв свечу, пошли во двор.
– Ну что? – спросил Гиллеман, высовываясь из двери.
– Дамочке перерезали горло. Наверное, это дело рук все того же убийцы, – ответствовал Дымшиц, наклоняясь над телом. – Пойди, скажи остальным.
Гиллеман побежал наверх по лестнице, а Дымшиц и социалист, горящие желанием похвастаться своей находкой, вышли на пустынную улицу. Окно фруктовой лавки в соседнем доме было уже закрыто.
– Ну надо же! – горестно всплеснул руками Дымшиц. – Здесь обычно торчит зеленщик Пакер! Надо скорее рассказать, чтобы знали все. Давайте будем бежать и кричать на улице, пока не встретим кого-нибудь. Только вы тоже кричите! – подозрительно закончил он. Социалист кивнул головой и оба с воплями устремились по улице.
Гиллеман ворвался в зал клуба в тот момент, когда собрание заканчивалось и социалисты пели во всю мощь своих туберкулезных, натруженных за день на барахолке легких:
– Товарищи! – крикнул дрожащим голосом Гиллеман. – Пойдемте все смотреть на убитую женщину!
После недолгого молчания раздался голос Адлера:
– Да это, верно, опять жена Дымшица!
– Что вы такое говорите, товарищ Адлер! – воскликнул Гиллеман. – Я попрошу прекратить гнусные разговоры! Жена нашего товарища должна быть вне подозрений! А у этой перерезано горло! И не надо усмехаться, товарищ Козебродский!
– Ну хорошо, мы сходим и посмотрим, – согласился Козебродский.
Гиллеман побежал вниз, прыгая через ступеньку, и за ним устремилась одурелая от табачного дыма и споров толпа.
– Надо что-то делать, надо что-то делать! – запричитал Адлер, увидев труп, и заметался между телом и дверью в клуб.
– Без полиции тут не обойтись, – рассудительно заметил Козебродский.
– Да-да, полицию, – согласился Гиллеман. – Позовите полицию, а я пока покараулю тело.
Козебродский и Адлер выбежали на улицу и увидели Дымшица и социалиста, с воплями «Полиция!» и «Убийство!» поворачивавших налево на Фэрклаф-стрит. Оба, не сговариваясь, бросились в противоположную сторону и с теми же криками «Полиция, полиция!» добежали до Коммершл-роуд. Здесь произошли прения, куда бежать дальше – налево или направо. Следовало бы разделиться, но было страшно и делать этого не хотелось. Верх одержало мнение Козебродского, как человека более опытного, и они потрусили по Коммершл-роуд направо, от города, не переставая призывать полицию.
Глава 47