– Это значит, что все мы идем по одному верному следу, – энергично заявил Салливан. – И моя теория верна.
– Теории! – воскликнул Абберлайн. – Да мы все погрязли в теориях! Бьюсь об заклад, что первый же человек, которого приведут сюда в комнату, сообщит вам новую теорию. А то и даст вам очередного подозреваемого.
Случай проверить его слова представился очень скоро, когда констебль доставил в участок задержанного им на Коммершл-роуд еврейского торговца с покрытым сыпью лицом и двух проституток.
– Ну, расскажи нам, кто это такие, – предложил инспектор Салливан полицейскому.
– Сэр, я шел по Коммершл-роуд, – стал оправдываться констебль, – когда вот эти две женщины, с которыми он разговаривал, вдруг заверещали на всю улицу, что он – Джек Потрошитель.
– Ты все еще работаешь, де Грассе? – ностальгически улыбнулся Абберлайн, узнав одну из проституток. – Как приятно, что теперь всеми твоими гнусностями вместо меня занимается инспектор Рид.
– Мы тоже рады больше не видеть тебя в наших краях, Фредди, – осклабилась де Грассе.
– Как твоя фамилия? – спросил у прыщавого еврея Абберлайн.
– Меня зовут Вульф Левисон, – ответствовал еврей.
– Что же произошло у тебя с этими шлюхами?
– Я хотел воспользоваться их услугами.
– Тогда что же вы верещали, дуры? Для чего вы шляетесь по улицам, как не для этого?
– Но петушок, – сказала Де Грассе, – он так похож на Потрошителя. Я всегда знала, что он в прыщах и с гнилыми зубами. А дурак Хатчинсон говорит, что именно еврея с такими напомаженными усами он видел вместе с Мэри Имбирь перед тем, как ее убили. И еще у этого в руках черный блестящий чемоданчик!
– Мистер Левисон, прошу вас передать мне ваш саквояж. – Абберлайн взял чемоданчик, положил на стол и, открыв его, присвистнул. – Впервые вижу, чтобы бабы испугались пудры и румян.
– Инспектор, вы же видите, что я никакой не Потрошитель, – обрадовался Левисон. – Но у меня есть некоторые подозрения насчет того, кто им может быть.
– И кто же? – спросил Пинхорн с чрезвычайно кислой рожей, ожидая услышать еще одну умопомрачительную историю. – У нас в участке Мэттью Пакер теперь постоянно видит убийцу. В конце прошлого месяца он заметил его, когда убийца прыгал на конку на Коммершл-роуд, и привлек внимание к нему чистильщика сапог. Потом память его прояснилась еще сильнее и он вспомнил, что видел убийцу несколько раз незадолго до убийства.
– Я хочу сказать, – в голосе Левисона появилась обида, – что когда я в ночь двойного убийства возвращался домой по Коммершл-стрит, то встретил человека, похожего на того русского, что работает мозольным мастером в цирюльне на Вулворт-роуд, куда я однажды заходил предложить свои товары. Он набросился на меня с бритвой, и я даже лишился товару, уронив чемоданчик прямо на улице.
– Мы проверим это, – сказал Абберлайн, – а вы все можете быть свободны. Кстати, Пинхорн, сегодня утром я допрашивал нашего друга Пакера.
– Кто на этот раз?
– Американский кузен того человека, что покупал у него кроликов. Там рядом крутился журналист из «Иллюстрированных полицейских новостей», так я ему сказал, что это чрезвычайно важные сведения.
И оба захохотали, немало изумив проституток и инспектора Салливана, никогда не видавших смеющегося Пинхорна.
ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ
ПИСЬМО РАЧКОВСКОГО – ВЛАДИМИРОВУ
2/14 ноября 1888 года
Рю де Гренель, 79
Париж
Вы напрасно волнуетесь и бьете тревогу. Деньги будут высланы недели через полторы, как только они придут сюда в Париж из Петербурга. Пока ради экономии советую жить вам вместе на одной квартире, скажем, у вас, г-н Фаберовский. Будьте осторожны, следите, чтобы раньше времени полиция ничего не пронюхала.
Ну, будьте все здоровы и не отчаивайтесь, все устроится к лучшему.
Да хранит вас Господь.
Ваш Петр Рачковский
Глава 91
Устало шаркая прохудившимися колошами по мостовой, Артемий Иванович обогнал торговца углем, надрывавшегося посреди пустой Эбби-роуд: «А вот кому угля! Кому угля? Три шиллинга шесть пенсов мешок!» Погода была пасмурная, теплая и удивительно тихая для середины ноября. Торговец поймал взгляд Владимирова и бросился к нему, но Артемия Ивановича не интересовал его товар, гораздо более привлекательным казалась ему груда фруктов и овощей на тележке зеленщика, стоявшего почти у самой калитки Фаберовского. Артемий Иванович даже прошел мимо калитки, чтобы незаметно отщипнуть листик салата, и лишь потом вошел к поляку в сад.
На крыльце он потоптался, потрогал кольцо дверного молотка, не решаясь стукнуть, так как очень не хотел, чтобы Фаберовский открывал ему. Лучше всего, по мнению Артемия Ивановича, было бы, если б поляка вовсе не было дома, а была только одна Розмари.
Артемий Иванович ничего не ел с того семейного обеда позавчера вечером, если не считать двух дюжин дарьиных пирожков с капустой и яйцом, и ужасно хотел есть. Он толкнул дверь и оказалось, что она не заперта.