Баранкин, будь человеком!

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ КАРАУЛ! МИРМИКИ! (Гибель Малинина)

СОБЫТИЕ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ Неприятное для Зинки Фокиной и спасительное для нас с Костей

– Зиночка! – прошипела какая-то девчонка за кустом. – А если полетит капустница, что с ней делать?

Говоря о капустнице, девчонки, конечно, имели в виду меня, Баранкина. Поэтому для меня этот вопрос прозвучал так: «Зиночка, а если полетит Юрка Баранкин, что с ним делать?»

– Тоже в морилку! – ответила Зинка Фокина. – Махаон у нас будет экспонатом, а на капустнице я буду учить вас работать с распрямилкой.

«Дождался, Баранкин!» – подумал я про себя, прислушиваясь к звукам, долетавшим из-за куста. Судя по всему, там шли последние приготовления к штурму куста сирени: звякали флаконы, шуршали коробки для упаковывания бабочек, доносились страшные вопросы и ещё более ужасные ответы.

– Зиночка, а если махаон попадёт в сачок, можно его за крылья брать?

– Ни в коем случае! Нужно, чтобы у бабочки были непотертые крылья… Приготовьте морилки! Нина, у кого булавки для накалывания?..

– У меня.

– Приготовь булавки!

– Ой, я боюсь!

– Катя! Возьми булавки ты!.. Зоя, веди наблюдение!..

– Я и так веду!..

– Все готовы?

– Всссе! – зашипели девчонки, как змеи.

– Открыть морилки!

Морилки были открыты – в воздухе запахло табаком. Кто-то громко чихнул. Кто-то сказал: «Ой, я боюсь!» Одна девчонка обожглась о крапиву и заойкала. На неё все зашикали. Раздался треск осторожно раздвигаемых сучьев. Вопросы:

– Где они?

– Вон они!..

– Где? Не вижу! На нижней ветке, что ли?

– Да нет! Выше! – Выше?

– Ниже!

– Ещё ниже! Правее! Теперь левее! Вон сухой лист, а рядом две бабочки!..

– Ой, девочки! Действительно!..

– Тише вы там!

Шорох раздвигаемых веток усилился, и раскрасневшееся лицо Зинки Фокиной, исцарапанное и покрытое паутиной, показалось в самых дремучих зарослях сирени; глаза, как у безумной, забегали по листьям.

– Ну, что там, что там, что там?.. – зашипели со всех сторон девчонки.

– Никого… – сказала Зинка Фокина растерянным голосом. – Никого!

Конечно, если бы Зинка Фокина повнимательней пригляделась к тому месту, на котором она сама, своими глазами, несколько минут назад видела двух бабочек, то она при желании могла бы заметить двух маленьких чёрненьких муравьёв, вцепившихся всеми шестью лапами в шероховатую кору сирени, но Зинке Фокиной было не до муравьёв. Она ещё раз пошарила печальными глазами по веткам и, глубоко вздохнув, произнесла:

– Как сквозь землю провалились… Никого!

– Как это – никого?.. А мы кто такие? – прошептал один муравей другому.

Голубоглазый муравей рассмеялся, пошевелил усиками и стукнул лапой по плечу муравья с тёмными глазами.

Черноглазый муравей посмотрел на расстроенное лицо Зинки Фокиной, тоже пошевелил усиками, но ничего не сказал.

– Не может быть! – прошептала Зинка Фокина. – Я же своими глазами видела… Не могли же они сквозь землю провалиться!.. – Она ещё раз обшарила весь куст мокрыми от слёз глазищами и сказала:

– Чёрт побери! Вот чёрт побери!

– Ругается! – обрадовался голубоглазый муравей (это был, конечно, Костя Малинин. Привет!). – Ругается! – сказал он, потирая лапы. – Зинка Фокина чертыхнулась два раза! Вот красота!

Костя подкрутил свои усики, хлопнул муравья с чёрными глазами по спине (это был, конечно, я, Баранкин! От меня тоже привет!) и весь так и затрясся от беззвучного смеха.

Зинка Фокина сделала шаг назад. Ветки со свистом сомкнулись, и мы с Костей остались одни на раскачивающемся сучке сирени.

– Урра! – сказал Костя Малинин. – Опасность воздушного нападения миновала! Отбой!

* * *

Костя Малинин радовался, он радовался как человек, то есть он радовался как муравей, избежавший смертельной опасности, когда он был ещё мотыльком.

Хотя я тоже, как и Костя, избежал смертельной опасности и успел вовремя превратиться в муравья, но я не очень-то радовался; ведь если мы успели превратиться в муравьёв, то мы с таким же успехом могли превратиться и в трутней. А от муравьиной жизни я абсолютно не ждал ничего хорошего, поэтому я не стал разделять Костиных восторгов, а мрачно сказал:

– Эх, Малинин! Что ты наделал, Малинин!

– А что я? – ответил весело Малинин. – Что я, по своему желанию уснул, что ли? Это же закон природы!

– Да я не про закон природы! Я говорю: «И зачем мы только из-за тебя превратились в муравьёв, а не в трутней?»

– Если бы тебе грозило попасть в коллекцию, стал бы ты очень выбирать, в кого тебе превратиться…

Я на это ничего не сказал Малинину, потому что в его словах, безусловно, была доля правды.

– И вообще, Баранкин, – продолжал Костя, – трутни это ведь вроде муравьёв, только с крыльями, а нам с тобой крылья ни к чему, мы с тобой налетались уж на этих крыльях. Давай уж лучше уползём от всего на свете под землю, в муравейник. Уж там, под землёй, мы с тобой никого не встретим – ни юннатов, ни отличников, ни кошек, ни воробьёв…