Бархатная кибитка

Он говорит: да, теперь я окончательно убедился, что это какое-то лицо. Она говорит: о чем ты? Он говорит: да там вот изображено чье-то лицо. Я говорю: уже поздно, а мне завтра на работу. Она говорит: правда, уже поздно, мы засиделись. Он говорит: все-таки я с большим удовольствием чищу зубы. Еще в детстве я любил эту процедуру. Обычно дети не очень-то любят эту процедуру, а я любил эту процедуру. Особенно если хорошая, ароматная паста. А эта новая китайская пижама, хотя и только что куплена, хотя и приятна на ощупь, хотя и натуральный шелк, но когда я надеваю и верчусь в ней перед зеркалом, мне начинает казаться, что эту пижаму до меня десять лет носил какой-то кривоногий китаец. Да я и сам несколько похож на китайца, вы не находите? Мы говорим: да, мы находим. Она говорит: спокойной ночи. Он говорит: спокойной ночи, мама. Я говорю: спокойной ночи, Мария Яковлевна. Он говорит: вот только что пили чай, а уже снова хочется есть. Больше всего мне хочется есть именно когда пора ложиться спать. Пойду на кухню, сделаю себе бутерброд. Я говорю: я уже сплю. Мне завтра на работу. Он говорит: я сделаю бутерброд с сыром.

Он говорит: ты знаешь, чье лицо изображено на той картинке? Я говорю: я уже сплю, мне завтра на работу. Он говорит: это мордашка паука крупным планом. Изображение довольно размытое, так что сразу и не разберешь, что это там такое.

Я говорю: я уже сплю, я уже сплю, я уже сплю.

Глава двадцать девятая Ветер

Ветер с моря действительно налетел, стоило солнцу приступить к нисхождению в синие сплошные облака. Время шло, а я все лежал у подножия памятника невидимому Ленину. Храмовая красота этой площадки погружала меня в сладкое оцепенение. Я лежал неподвижно, глядя в небо, сжимая в одной руке коробочку, в другой – письмо. Облака неслись надо мной так быстро…

Что лучше: абсолютно спокойный на вид мышонок, пронизанный тайными токами страха и тоски, или этот обнаженный безутешный ветер? Что лучше – мультик или поэма? Это вопрос посложнее, чем быть или не быть, плыть или остаться – или в одинокой келье Богу отдаваться?

Кто такой Йорк? Зачем он хотел поговорить со мной? Зачем он написал мне письмо? Почему его убили? Почему его убили стрелой? Почему его не хватились, не ищут ни его самого, ни его тело? Он же не мог выехать из отеля нагой, как Адам. Где-то должны валяться его вещи, его одежда.