Барон по призванию. Путь дворянина

– Неплохое жилище! Светлое, просторное, – кивнул барон. – Неужели это твое?

– Конечно нет, ты сейчас увидишься с хозяином. Пошли, мы как раз собираемся обедать, – призывно махнул рукой священник и снова взял Рейнера под руку, чтобы тот, не дай Матерь, не свалился. – Мы думали, ты проваляешься еще пару дней, поэтому на тебя накрывать не велели, но, думаю, Мария сейчас исправит это недоразумение.

– Что ж, всегда раз новым знакомствам, – кивнул Северин.

– Новые знакомства? Не сегодня, милостивый господин барон, не сегодня! Пошли, ты сейчас удивишься, – и священник повел старого друга в соседнее крыло.

Столовая тоже была оформлена безупречно: на одной из стен висел шикарный натюрморт, изображающий множество нарезанных овощей, кусков жареного и вареного мяса, рыбы, птицы, кувшин с вином. Стены вокруг для расширения поля восприятия картины были задрапированы тканями красного, зеленого и жжено-бежевого оттенков, в тон овощам и мясным блюдам. Позолоченный стол с изогнутыми внутрь ножками, мягкие кресла в таком же стиле. Напротив картины виднелся большой мраморный камин с огромным декоративным панно, изображающим мироустройство: в самом низу, как и полагается, корни Матерь-Древа или Тодрейх, мир мертвых, где ползает червь Фердербен и пожирает души грешников. Топка располагалась как раз там, символизируя боль и страдания, а выше, над ней, вырисовывался Траум, мир, куда попадает человек сразу после смерти и либо принимается Матерь-Древом, либо сбрасывается вниз. Траум был изображен пустоватым, но от этого не менее интересным: несколько человечков заинтересованно глядели вверх, откуда спускались женские руки, украшенные браслетами и кольцами из веток и листвы. Уровнем выше – царство людей, которое в мифологии фестунгов звалось «Антаэль». Тут автор ограничился Гроссгриндией и нарисовал хорошо узнаваемый замок Кронфеста с левой стороны и не менее знаменитый дом короля из града Зонн, столицы Брейтфельдера, справа. Но на этом картина не оканчивалась. Над Антаэлем, под самым потолком залы, художник точно изобразил зеленые очи с длинными ресницами и нежным взглядом. Так творец решил показать, что святая Мидра наблюдает за всеми своими детьми.

Когда барон вошел, он некоторое время смотрел на камин, потом на картину и наконец, опустил взгляд на людей за столом. Их было двое. Естественно, одним из них оказался Ренфилд. Быстроногого переодели в синюю котту до колен и без рукавов. По его скованной фигуре было видно, что парнишка чувствовал себя крайне неловко и неуютно: он не знал, куда деть руки, постоянно кусал нижнюю губу, подавленный взгляд метался по сторонам.

Второй человек и правда вызвал у Рейнера изумление. Во главе стола сидел седой старик. Прямой нос, выпирающий лоб и густые брови, из-за чего взгляд всегда кажется суровым. Широкий прямой подбородок и такие же скулы. Изрезанное глубокими морщинами, лицо этого мужчины будто стремилось приобрести форму прямоугольника, равно как и суть его стремилась к полному порядку. Когда старик встал, он оказался выше барона больше чем на полголовы, а в плечах едва ли уступал Рею. Так же, как и Ренфилд, хозяин дома был одет в синюю котту, только его платье спускалась до самого пола, а рукава раздваивались и струились вниз. Рейнер попытался поклониться, но боль снова заставила его замереть. Этикет запрещал ему говорить первым.

– Ну, здравствуй, зять! – прогремел на всю залу голос господина Стефана Витэ.

Ренфилд, явно не ожидавший такого поворота событий, скорчил гримасу.

Чем севернее капитан Джоза гнал свой отряд, тем выше казались стены Ореншпиля и тем суровее становился мир вокруг. На дорогах все чаще встречались патрули, посты, военные обозы. Чувствовалось, что здесь близость войны ощутима гораздо больше, чем в двух днях пути к западу. Крепость, раскинувшая на возвышенности свои стены, словно змея, кусающая собственный хвост, внушала благоговейный трепет. Естественные скалистые укрепления, усиленные деревянным частоколом в дюжину футов высотой, бойницы и леса у стен для лучников, система слива кипятка над воротами, четыре входа: восточный, западный и два водных по реке Фаден, с севера на юг.

Как уже было сказано, через Ореншпиль протекала река Фаден. Шириной в три морских судна и достаточно глубокая, чтобы корабельный киль не задевал дно, Фаден стала одной из главных судоходных артерий Гроссгриндии, ведь через нее можно было не только сплавлять груз на южную половину острова, чем лесорубы Ореншпиля активно пользовались, но и пропускать транспортные суда, идущие с запада на южный материк.