Барон Унгерн и Гражданская война на Востоке

Бурдуковский заявлял, что завтра он достанет тысяч семь-восемь, а Ларька заявляла: «Ведь Колесовы же богачи, возьми взаймы немножко»; после упомянутой фамилии последним грозила ближайшей ночью вернейшая смерть. Бурдуковский ночью врывался в дом, на который указала Ларька, отбирал все деньги. Требовал еще и еще и наконец просто всех вешал, а перед смертью заставлял писать записку такого содержания: «Мы все коммунисты, ненавидим белых, а поэтому решили всей семьей умереть. В смерти никого не винить! (подпись Колесова)», и на утро Ларька получала гораздо больше, чем хотела и просила. Бурдуковский все что награбил и отбирал при расстрелах, всегда нес и дарил Ларьке. Ларька у него – Бог! Он ей буквально во всем верил! Когда приходила Ларька, то есаул был с ней весьма почтителен и называл ее «уважаемой» Ларисой Ивановной, самым серьезнейшим тоном, в присутствии, конечно, Бурдуковского, обращался к ней и говорил: «Уважаемая Лариса Ивановна, будьте нашей заступницей, попросите господина хорунжего, Вашего жениха, адъютанта дедушки, чтобы он нас не оставил своею милостынею, когда будет начальником штаба или начальником дивизии, не забыл нас и взял с собою». Бурдуковский хохотал и сиплым басом, обыкновенно, отвечал: «Ладно, ладно, так и быть, будешь моим адъютантом!» Однажды Ларька с Бурдуковским до того разрезвились, что просто в присутствии всех катались по полу, со стоном и ревом отдавалась ему, а после 10-минутного перерыва Бурдуковский стал заниматься с ней педерастией. Так проводил время адъютант – палач барона Унгерна в промежутке между пытками и расстрелами. Однажды барон спросил Бурдуковского: «Ну, как у тебя, двое исправились?» «Так точно, Ваше Превосходительство! Есаул боевой и храбрый офицер, а сотник оченно подозрительный!» Есаула пошли в полк, а сотника повесь на суку!»

Есаул и сотник мирно сидели на китайской крыше и распивали чай. Влетел Бурдуковский: «Есаула в 1-й Татарский полк рядовым бойцом!

А ты, сотник, пойдем, тебя на сук приказано!»

Есаул и сотник кое-как успели проститься, всплакнули и через несколько минут сотник уже с высунутым языком болтался на дереве…

(л. 29–37)

27 мая 1921 г. в Ургу на поклон к барону Унгерну из глубин Монголии прибыл, выдававший себя за профессора, с документами польского подданного некто Антон Мартынович Ассентовский (в действительности – Антоний Фердинанд, или Антон Мартынович Оссендовский. – Б.С.), в настоящее время находящийся в одном из крупных городов Северо-Американских Соединенных Штатов…

Профессор Ассентовский представил подробнейший доклад барону Унгерну…

(л. 44–45)

(О событиях в Заин-Шаби.) И вот неожиданно для всех пришли два отряда и стали биваком под городом. Штабс-капитан Безродный, назначив себя комендантом, решил произвести жестокую расправу и чистку. Это был жестокий человек, вроде коменданта Урги полковника Сипайло. Чтобы выслужиться перед бароном, он однажды, поссорившись со своим родным братом, пошел и доложил барону, что брат его коммунист, и просил барона отдать ему брата на пытку. Барон согласился. Безродный арестовал своего брата, привязал его к столбу, невдалеке от него развел костер и вырезал из холки кусок мяса у своей жертвы, изжарил на вертеле кусок шашлыка, съел его, наслаждаясь муками, плачем и стонами истекающего кровью своего родного брата. Наконец жалко стало Безродному своего брата, и он приказал вбить ему в задний проход полутороаршинный заостренный кол, после чего страдалец скончался. Барон похвалил его за это, но Безродный, поблагодарив, ответил: «Я, Ваше превосходительство, смертью сам себя уничтожу, если в голове моей появится быть хотя бы социалистом. Мне брата не жалко, а жалко лишь то, что он так быстро подох, не мог я им насладиться как надо». Говорить больше о Безродном уже не приходится, один факт расправы показал, что барон имеет около себя много еще не оперившихся «баронят», подавших надежду на еще большую изощренность в жестокостях, чем сам отец их, заботливый дедушка.